Максим Яковлев - В годы отрока Варфоломея

— Страшно мне за людей, боярин, как помыслю-то. И за них тоже, сколь они ещё рвать нас будут? И всё им спускает, всё им вничто, собакам!

— На всё Его воля.

— А где Он? С ними? С ними Ему и бысть не можно! А с нами Его, почитай, какой уж век нету. Всё на крови, боярин, кровью одной живём!..

Касьян привёл Варфоломея. Отец подтянул его за рукав поближе.

— Скажи-ка, что кушал ныне? — спросил его.

— Хлеб ел и квасу.

— А прошлый день?

— Молоко, кашу тыквенну.

— Так. А пироги с визигой, а оладьи, кисель?.. было второго дня?

— Было. А пирога не ел.

— Пирога ты не ел, — отец отряхнул стружку с рубахи его. — Ты, говорят, у нас звериный язык ведаешь. По-кошачьи умеешь молвить?

— Нет.

— А по-телячьи?

Варфоломей посмотрел на отца.

— Нет.

— И по-гусячьи нет?

Покрутил головой.

Отец приобнял его.

— Ну, иди. Где там Стефан с Петром?

— Петяне маманя наказала дома быть, она его стричь будет. Стефан — не знаю.

За него ответил Касьян:

— Стефан коней шукает, нать. Семён троих недосчитал на лугу, растреножились, побёг ловить их, ну и он напросился с ним.

— На ближнем?

— А вот, у реки. Да не уйдут, куды они денутся.

Варфоломей поклонился, чтобы уйти, но отец придержал его.

— Ступай-ка и ты, пособи брату, посмотри там по бережку. За вешки только не забредай…

— Они уж должно поспели, чего зря мальца гонять, — пожалел Мина.

— Ничего, заодно хоть проветрится, а то который день дома сиднем. Ступай, ступай…

Варфоломей выбежал на улицу, мимо деда Назарки, старого боярского служки, смазывавшего дёгтем ворота.

— Ты далёко ль, бегляш? — окликнул его.

— Тятя наказал со Стефаном коней сыскать.

— Ну, бежи. Они там, у излучины!

Солнце садилось. Дохнуло с лугов сладкой осенней стынью. Варфоломей побежал по росе вдоль тына.

За тыном гурьба ребят. Лопоухий мальчишка тараторил считалкой:

— Летела сова из красного села, села сова на четыре кола…

— Глянь, глянь — Варька!

— Варька, ты куды? Айда к нам!

Смотрели вслед ему.

— Чудной.

— С ним конаться нельзя, заикой будешь. Да! мне мамка наказывала!

— Сызнова, сызнова, теперь я конаю! Пера, эра, чуха, рюха, пята, сота, ива, дуба, мака…

На берегу было пусто.

Варфоломей, дойдя до камня, над которым торчали две жерди с зарубками на конце, повернул обратно. По реке плыл туман… Впереди за деревьями мелькнули всадники с лошадью…

Он крикнул:

— Стефан!

Крикнул ещё и побежал через рощу…

Под дубом наткнулся на человека. Незнакомец, накрытый с головой во всё чёрное, застыл в молитвенной позе.

Подойдя ближе, Варфоломей увидел схимника. Старец стоял на коленях, сложив на груди руки…

— Отче, ты кто?..

Монах будто не слышал. Варфоломей ждал ответа… глядел на него, не смея пошевелиться.

Черноризец положил поклон, поднялся на ноги.

— Чего тебе, чадо? — взглянул приветливо.

— Отче, отчего я молюсь, а всё всуе! не даётся грамота мне!..

— Хочешь постичь её.

— Всей душою, отче! Хочу, чтобы мне… чтобы разбирать Писание. Ребята же все чтут по «Часовнику», я один не смыслен, и я…

— Бога просил.

— Да, я просил Его, и маманя просила, но… Помолися хоть ты за меня. Отче, пусть даст разумения!..

— А веруешь ли, что подаст?

— Верую, взаправду верую!

— Коли так, помолимся оба.

Он воздел руки к небу, молился безгласно. Варфоломей шептал усердно свою молитву…

— Аминь, — произнёс вдруг монах.

— Аминь.

Черноризец достал ковчежец, держа, словно драгоценность. Вынул кусочек просфоры, поднёс к устам ему.

— Скушай.

Потом спросил:

— Сладко ли?

— Сладко вельми… паче мёда!

— Ну, вот, — улыбнулся старец.

Нагнулся и поцеловал его.

— Не скорби, чадо, отныне о неразумии своём. Несть сего. Гряди с миром, Варфоломей, подобает спешить тебе.

Но Варфоломей не трогался с места.

— Чадо, я благословил тебя, и ты не думаешь уходить. Вон уже ищут тебя.

Варфоломей упал на колени.

— Отче, прости меня, мои родители очень любят таких, как ты…

— Чего же ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты пожаловал в дом наш. Отче, пожалуй к нам! — поклонился в траву, и замер.

— Хорошо, я пойду с тобой.

Они пошли рядом, в лучах заката, и скоро набрели на Прокшича, растерянного и измотанного в бесплодных поисках.

— Варейка! куды же ты делся-то, ну? Всё ж обегали сорок раз!

— Мы там под дубом…

— Каким дубом? под тем, что ль? Да-к только что был у него, рыскал везде, как пёс, и не зрел никого, что ты… Пойдём-ка скорей домой, отец-то с маткой извелись, поди… Ох, милый, ну, слава Богу, сыскался! Стефан вернулся, а тебя нету! Касьян к засеке побёг искать…

Вышли на дорогу. Прокшич всё оглядывал старца.

— Ты, божий человече, ты не с Григорьева затвора будешь ли? Дюже образ учёный твой. Я слыхал…

Но тут показалась усадьба и несколько человек перед ней, стоявших тревожно…

Прокшич вскинул рукой:

— Тута! Живой! — крикнул им.

Кто-то махнул в ответ.

— Вон, бежи к матке с отцом, дожидают тя у ворот.

Варфоломей рванулся не сразу, чуть задержался, оглянувшись на схимника.

Добежавши, попал в руки матери…

— Тять, там старец, монах, согласился побыть у нас!

— Мы уж думали, ты за Ишню подался, али к засеке.

— Не, я в дубках, я гляжу он стоит молится… Он добрый!

— Да вижу. Что-то мне лик знакомый вроде.

Мать всё прижимала сынка к себе.

— Истинный старче, — сказала всматриваясь.

Приблизился к ним черноризец, благословляя, и поклонились ему.

Дома забегали слуги, накрывая стол. Но старец попросил провести его в молельню. Родители, с Петром и Варфоломеем, вошли вместе с ним в крестовую комнату; Стефан же в то время был с Миною на дороге в Ростов.

Монах под иконами осенил себя крестным знамением, приступил к аналою.

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Стал часословить…

— «… Коль возлюбленна селения Твоя, Господи Сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастося о Бозе живе. Ибо птица обрете себе храмину, и горлица — гнездо себе, идеже положит птенцы своя; олтари Твоя, Господи Сил, Царю мой и Божа мой. Блажени живущии в дому Твоем…»

Свеча на свещнице вырезала из темноты белый лик с горбинкою носа, серебрящиеся власы бороды… Слушали не сводя с него восхищённых глаз.

— «…Яко милость и истину любит Господь, Бог благодать и славу дает, Господь не лишит благих, ходящих незлобием. Господи Боже Сил, блажен человек уповаяй на Тя».

Старец снял книгу с аналоя, поднёс Варфоломею; показал ногтем…

— На-ко, чти отсюдова.

Варфоломей, держась за книгу, смотрел на лист. Смотрел, водил глазами, не говоря ни слова. Все ждали.

— Он у нас не способный, отче. Петруша может, — вступилась мать.

Подтолкнула Петра, но старец остановил его.