Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1

Наша первая попытка закрепления в Средней Азии закончилась ничем — в самом прямом смысле слова. Ничего и никого она после себя не оставила. Да и никаких последствий, по большому счету, не имела. Разве что появилась казачья поговорка «пропал как Бекович», продержавшаяся в русском языке несколько столетий.

Отношения с Хивой были прерваны на много лет. Правда, через три года Ширгази попытался помириться и отправил в Петербург своего посланника по имени Вейс-Магомет, снабдив его богатыми подарками — обезьянкой и туркменским скакуном. Но Петр память имел хорошую и нрав тяжелый. Вместо посольских палат посольство в полном составе отправилось в казематы Петропавловской крепости, где Вейс-Магомет уже через несколько дней нечаянно помер. Остальные члены посольства, за единственным исключением, были посланы на вечную каторгу в Рогервик — ныне город Палдиски в Эстонии. Единственный помилованный хивинец повез Ширгази грамоту от Петра, в которой тот требовал немедленно освободить пленных. Как свидетельствовал вернувшийся после пятилетнего хивинского плена яицкий казак Василий Иванов, Ширгази в бешенстве топтал грамоту ногами, а после «отдал играть малым ребятам [45] Цит. по Усыскин Л. Cказ о том, как царь Петр в Индию хаживал. Электронная публикация: http://polit.ru/article/2011/03/12/piter/ ».

Но потом все как-то сладилось, месть местью, а государственные интересы государственными интересами. Дипломатические отношения были восстановлены уже в 1726 году, после прибытия посольства Субхан Кули Бека, а уж приемники Петра забыли и о давних обидах, и уж тем более об амбициозных планах в сердце Азии.

Русских пленных в Хиве продали на невольничьих рынках и об их судьбе доходили только обрывочные сведения. Хивинцы, правда, рассказывали, что русские, принявшие ислам и взятые в личную гвардию Ширгази, через 11 лет, в 1728 году устроили заговор. Сговорившись с аральцами и другими степняками, они хотели учинить переворот, но дело не выгорело — еще до намеченного срока хана зарезали двое придворных евнухов-персов. При следствии всплыл и предыдущий заговор, но 80 гвардейцев сумели отбиться от палачей и заперлись в городской башне. Обреченные без пищи держали осаду две недели, ожидая обещанного удара степняков, но аральцы так и не пришли. Потрясенный стойкостью «урусов» новый хан пообещал им жизнь и бывшие гвардейцы сдались. Но это единственный известный эпизод. А так — пленные возвращались в год по чайной ложке, в основном казаки, конечно, а не «шведы». Кого-то отпустил домой добрый хозяин, кто-то сумел выкупиться, кого-то откупили родные… Но большинство так и осталось в Хиве навсегда.

Ничего не осталось и от заложенных Бековичем крепостей. Хотя Петр и велел своим указом «новопостроенную крепость при море Каспийском содержать как возможно, и оную не покидать», обреченные строители новых форпостов, узнав о судьбе основных сил Бековича, бросили свои «твердыни» и ушли в Астрахань. Честно говоря, до сих пор жутковато читать донесение фон дер Вейде об устроенном в Красноводской крепости «офицерском собрании». На нем командиры обреченного гарнизона, уже отбив несколько атак осмелевших туркменских шаек, решали — помирать ли здесь, или все-таки попытаться выбраться, починив как-нибудь разбитые суда. «Сделав я обычайной совет со всеми штаб- и обер-офицеры, — писал полковник — что, конечно, быть здесь невозможно, и городы без дров, без воды и без земли не бывают. Подписались руками, чтоб, оставя оное место, отъехать в Астрахань, дабы последних людей не утратить, а ежели до весны быть, то и людей не осталось бы никаво в живых». Фон дер Вейде ничуть не преувеличивал — к тому времени красноводский гарнизон составляла горстка больных людей.

Из 2473 человек, оставленных Бековичем возводить новый форпост России в Красноводском заливе, в Астрахань вернулось только 300 с небольшим.

Про это тоже все забыли — никто не любит вспоминать о поражениях. Единственной памятью о двух тысячах русских могил на каспийском берегу остается обелиск, поставленный первым жертвам Большой игры их своеобразными «сменщиками» — бойцами знаменитого Красноводского отряда. Именно они, поквитавшиеся, как считали местные, за отряды Бековича «белые рубахи» и поставили в 1871 году близ нынешнего туркменского поселка Кызыл Су скромный памятник, написав на нем: «Красноводский отряд — сподвижникам Петра I». А на второй плите выбили незатейливое стихотворение:

В степи дикой и безмолвной

Вас, братья, мы нашли

И теплой молитвой

Ваш прах почли.

И это, повторюсь, единственный памятник людям Бековича на всей территории бывшего Союза. И вот как, к нашему стыду, он выглядит сейчас [46] Фотографии взяты из ЖЖ 08196408 — http://08196408.livejournal.com/34867.html .

Я уже заканчиваю, и рассказать мне осталось немного.

Поручик Александр Кожин был вызван в Петербург и там взят под стражу за измену и дезертирство. Было назначено дознание, но и повиснув на дыбе, упрямый шкипер все твердил про измену Бековича и про то, что никакого старого русла Аму-Дарьи не существует. Петр, уже узнавший про судьбу злосчастного отряда, допрос прервал, как утверждают источники, «из любопытства» и отправил Кожина обратно на Каспий — доказывать свои слова морскими исследованиями. Правда, наученный горьким опытом, приставил к своенравному поручику еще одного офицера — князя Василия Урусова. Вдвоем они несколько лет и исследовали каспийский берег для нужд навигации российской. Правда, неожиданное прощение ничуть не улучшило кожинского несносного характера. Его выходки угодили даже на страницы «Истории России с древнейших времен» великого нашего историка Сергея Соловьева, который писал: «Солдаты команды поручика Кожина подрались с солдатами полковника Селиванова; Кожин велел своим солдатам бить и рубить Селивановских солдат, и полковника вытащить из дому, дрались с обнаженными палашами, и порублено было два человека. Тот же Кожин ездил на святках славить в дома астраханских обывателей на верблюдах и на свиньях, приехал на свиньях и к бухарскому посланнику, который принял это себе за большое оскорбление [47] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1896. Кн. 4, т. 16. С. 188. ».

В итоге Кожин закончил так, как, наверное, должен был закончить — в 1719 году против него было назначено новое следствие. Оно тянулось почти три года, и в 1722 году поручик Кожин был разжалован и сослан в Сибирь. Там его след теряется, он так и остался в нашей истории — с прочерками в датах рождения и смерти, вынырнув невесть откуда на несколько лет и канув бесследно в бескрайних сибирских просторах. Возможно, другому историку повезет больше чем мне, и в каком-нибудь сибирском архиве сыщутся документы, которые однажды расскажут нам — как же закончил свой земной путь неукротимый «не яко человек, но яко бестие».