Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1

В итоге, осмотревшись, мы видим слоеный пирог: сидящие в лесах русские, занявшие степи северного Прикаспия калмыки, потом многочисленные племена кочевых туркмен, потом — опять древняя земледельческая цивилизация, расположенная в междуречье двух великих азиатских рек — Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи. Это несколько соседствующих государств, сильнейшими из которых являются Хивинское ханство и Бухарский эмират. Но о них русские знают очень мало — они даже с туркменами общаются не очень часто, калмыки тех через свои земли к русским пропускают неохотно.

А вот теперь, оглядевшись, вернемся к тому, с чего начали. К нашей первой попытке двинуться к югу. Попытки нечаянной, случайной и если бы не финал — даже анекдотической.

Все началось в 1713 году с совпадения — царь Петр, тогда еще не Великий, практически одновременно получил два сообщения. Начнем с более позднего. Оно было от первого сибирского губернатора Матвея Гагарина. Губернатор, живший в отдалении от начальства полным властителем изрядного куска континента — от Тобольска до Камчатки, в донесении говорил об очень важном предмете — о золоте. По добытым Гагариным сведениям, именно этот вожделенный металл добывают на реке Дарье в Малой Бухарии в городе Эркети (Яркенде). Князь предлагал захватить этот очень нужный город, а для этого, как обычно, протянуть от Тобольска к Эркети ряд крепостей — первую поставить на Иртыше, близ Ямышева озера, куда русские сибиряки регулярно наезжали добывать соль — а дальше плыть по Иртышу в Эркети, регулярно ставя остроги. Причем губернатор согласен был работать без ассигнований — построить крепости, укрепить их войсками и даже содержать эти гарнизоны он обещал за счет казны Сибирской губернии. Короче говоря, матерый казнокрад предлагал всего лишь расширить пределы России до нынешнего китайского Синцзян-Уйгурского автономного округа включительно.

Фрагмент карты Центральной Азии в XVIII веке

Здесь отвлекитесь на секунду, откройте карту и посмотрите — какое расстояние от Тобольска до Яркенда (это неподалеку от Кашгара) и насколько удобно туда добираться по Иртышу. Тем не менее, царь-император сразу же начертал на донесении: «Построить город у Ямышева озера и итти далее до г. Эркети и оным искать овладеть».

Решимость Петра объясняется просто — во-первых, он, как и Гагарин, да и все прочие европейцы, имел крайне смутное представление о географии Средней Азии. Коль берется подчиненный исполнить, да еще и за свой счет — почему бы и нет? К тому же для пущей убедительности Гагарин приложил к письму мешочек с яркендским «песошным золотом», купленным губернаторским агентом где-то в Средней Азии. Но главным при принятии решения был даже не этот весомый в прямом смысле довод. Главная причина поспешной резолюции — незадолго до получения гагаринского известия на аудиенции у императора побывала странная парочка. Как аттестовал их Пушкин в черновиках «Истории Петра»: «трухменец Хаджи-Нефес и князь Саманов, персидский князек из Гиляни (перекрест, живший в Астрахани и compère ou dupe de Hadji Nefese [10] «подручный или шут при Ходжи-Нефесе» (фр.) )».

Для того, чтобы рассказать вам о «трухменце с шутом» немного подробнее, чем это сделал Пушкин, нам придется вернуться немного назад во времени и перенестись южнее — на берег Каспийского моря. Астрахань издавна вела со Степью обширную торговлю. И не обязательно в самом городе — далеко не все желающие могли добраться до форпоста «урусов» через чужие кочевья. Поэтому, для некоторых племен астраханцы устраивали «выездную торговлю». С туркменами, например, издавна торговали на мысе Тюк-Караган, расположенном в северо-восточной части Каспийского моря, куда русские и татарские купцы из Астрахани добирались морем на малых судах.

И вот однажды на торжище явился большой человек — садырь (предводитель) одного из туркменских племен по имени Ходжа-Нефес. Он попросил купцов довести его до Астрахани — якобы по торговым делам. А купцам что — довезут хоть до Нижнего Новгорода, лишь бы деньги платил.

В Астрахани таинственный туркмен, покрутившись и разузнав обстановку, близко сошелся с неким князем Самановым (разными авторами именуемым также Самоновым, Замановым, Симанавым и т. д.).

Князь этот князем был весьма условным. Саманов (вернее, тогда вовсе никакой не Саманов, но подлинного имени история не сохранила) родился и вырос в Персии, принадлежал к знатному роду и был в шахстве человеком не из последних. Одно время он даже занимал должность правителя провинции Гилян — пограничной с Кавказом и также лежащей на берегу Каспийского моря. Но что-то у него там не задалось, возникли серьезные проблемы, и уже бывший губернатор вынужден был бежать морем в Астрахань, где его наверняка никто не достанет. В России он принял православие, стал Самановым и, памятуя о прошлом величии, назвался князем.

Но громкий титул — это, пожалуй, и все, что у него осталось. Он жил в Астрахани на птичьих правах, едва ли не приживалкой при богатых людях, но все-таки назвать его ничтожеством никто бы не рискнул. На Востоке особое отношение к людям, бывшим когда-то при власти и деньгах, пусть они потом и потеряли все. Там не принято топтать павших, и отнюдь не из человеколюбия, а из банальной осторожности. Даже последний погонщик облезлых верблюдов понимает — человек, который раньше был наверху, в любое время может вознестись снова. Судьба — штука переменчивая, а дорожку наверх он знает, проходил уже однажды.

Астрахань же в те времена, да и много позже всегда была восточным городом ничуть не в меньшей степени, чем русским, и столетиями жившие среди азиатов русские много переняли у соседей. Поэтому Саманов, несмотря на бедность, был вхож во многие недоступные простым смертным дома и имел связи не только в Астрахани, но и в Петербурге.

Потому, наверное, именно Саманову и открылся таинственный туркмен Ходжа-Нефес. Оказалось, туркменский вождь желает ни больше ни меньше, чем попасть на прием к самому русскому падишаху и открыть ему тайну, за которую царь Петр наверняка отвалит вестникам сказочное вознаграждение. Узнав же, что именно туркмен намерен сообщить русскому царю, беглый перс понял — вот он, его шанс! Именно ради этой встречи он столько лет сидел в Астрахани, прозябая в бедности. Сейчас и только сейчас судьба дает Саманову возможность вновь взлететь и, если он упустит эту возможность — значит ничего, кроме доли презираемого эмигранта, и не заслуживает.

Иранец быстренько привел в порядок свои немногочисленные дела и отбыл с Ходжой-Нефесом в столицу.