Александр Западов - Опасный дневник

— Брат Алексей поедет в Петергоф, возьмет экипаж наемный, чтобы в дороге не узнали ни кареты, ни лошадей. К утру возвратится с государыней.

— Из Петергофа ехать надо в Измайловский и в другие гвардейские полки. А потом — в Новый дворец. И я туда привезу великого князя. За дело!

В добрый час! — В добрый час, Никита Иванович! — ответил Орлов.

Под утро Алексей Орлов прибыл в Петергоф и ворвался в спальню государыни. Куда пройти — его научил брат Григорий.

— Пора вставать, ваше величество, — сказал он, стараясь утишить свое волнение. — Все готово для того, чтобы вас провозгласить.

— Что? — спросила Екатерина, отгоняя сон.

— Пассек арестован.

Екатерина вскочила с постели, накинула платье и надела туфли.

— Едем же!

Карета шестерней помчалась в Петербург.

Навстречу ей выехал Григорий Орлов в одноколке. Екатерина пересела к нему, и в шесть часов утра они остановились у канцелярии Измайловского полка.

— Подъем! Тревога! — закричал Григорий Орлов. — Встречайте государыню!

Самое главное было сделано — Екатерина открыто выступила против мужа и обратилась за помощью к гвардейцам. Дальше все пошло необычайно быстро и позднее представлялось императрице чудом, состоявшим из цепи не предусмотренных заранее действий: Измайловский полк присягнул Екатерине, она повела его в Семеновский, приняла присягу солдат, и в восьмом часу утра все двинулись к Казанской церкви.

Город уже был охвачен волнением, и оно передалось обитателям Летнего дворца.

Никита Иванович, в парадном кафтане, с лентой через плечо, вошел в спальню великого князя и застал его одетым. В комнате был и Порошин.

— А вы никак и не ложились, Никита Иванович? — спросил он. — Его высочество раненько проснуться изволил, принялся лакеями командовать, одеться требовал и меня разбудил.

— Кто был, что спрашивал?

— Был капитан Рославлев, просил вам доложить, что государыня Екатерина Алексеевна прибыла к ним в Измайловский полк. — Время и нам выступать, — сказал Никита Иванович, умышленно не замечая недоуменного взгляда Порошина. — Карета должна быть подана. Пойдемте, ваше высочество. И вас прошу, Семен Андреевич. У подъезда стояла карета с императорским двуглавым орлом на дверцах.

— Пошел в Новый дворец! — бросил кучеру Панин.

От Литейной улицы по Невскому проспекту бежали солдаты Преображенского полка вперемежку с ремесленниками и сидельцами из лавок.

— Куда они торопятся, Никита Иванович? — спросил Павел. — Туда и мы спешим, — ответил Панин. — К церкви Казанской божьей матери.

Улица была запружена шумной толпой.

— Поди! Поди! — кричал кучер, но люди не расступались, даже увидев императорский герб, и карета должна была остановиться.

— Не проехать дальше, ваше превосходительство, — доложил Панину кучер. — Что прикажете?

— Мы пойдем пешком, а ты возвращайся, — сказал Панин.

Они покинули карету. Порошин взял на руки Павла — мальчик доверчиво обнял его за шею — и с Никитой Ивановичем впереди начали проталкиваться к церкви.

Издали на ступенях ее была видна государыня. Рядом с нею стояли Кирилл Разумовский, Алексей и Григорий Орловы, княгиня Катерина Романовна, братья Рославлевы, Ласунский и другие офицеры, которых ни Панин, ни Порошин не знали по фамилиям.

Полки принесли присягу, и на площади перед церковью наступила пауза. У руководителей заговора не было выработано плана действий, и теперь они соображали, что делать дальше и куда обратить энергию собранных по их команде войск.

Екатерина, веселая и смеющаяся, но с холодными глазами, увидев подходившего Панина, обратилась к нему.

— Спасибо, Никита Иванович, что вы не умедлили привезти мне великого князя, — сказала она. — Ныне мы принимаем верховную власть, и нашему сыну пристойно с нами быть в этот час.

Павел сидел на руках у Порошина и не сделал попытки сойти на землю или потянуться к матери.

— Час истинно исторический, ваше величество, — воскликнул Панин, — и мы гордимся тем, что споспешествовали столь благодетельному начинанию! Государь Петр Федорович, нужно сказать правду, не постарался изъявить народу свою монаршую милость.

— Вы думаете о бывшем государе лучше, чем он того стоит, — сказала Екатерина. — Как только скончалась государыня Елизавета Петровна, он предался всякого рода распутству, а дела предоставил своим фаворитам. Начали они тем, что отняли земли у духовенства, войска переделывали на прусский манер и утомили бесполезными новшествами. Сам государь презирал законы. Всякое правосудие сделалось предметом торга.

Окружающие с восхищением слушали Екатерину и показывали свое удовольствие киванием голов и поддакиванием.

— Однако был же и указ о вольности дворянства, — возразил Панин. — И благородное шляхетство изъявляло радость, узнав о нем.

— Согласна, — живо откликнулась императрица. — Но что вы можете назвать еще? Все другие проекты его заключались в том, чтобы начать войну с Данией за Шлезвиг, переменить православную веру на лютеранскую, отправить меня в монастырь и жениться на любовнице, но самое первое — вступить в союз с прусским королем и отдать ему свою армию. Это русский-то император! Но что мы стоим, господа? Идемте во дворец!

Офицеры и генералы стали пробираться к своим полкам, прозвучали команды, солдаты разобрались по ротам, и на площади вдруг оказалось просторно. Екатерина, величаво подняв голову, в туфлях на босу ногу, направилась по Невскому к Новому Зимнему дворцу, и войска двинулись за нею.

Во дворце Екатерина приняла присягу от собранных там наскоро членов Синода и Сената и подписала манифест о вступлении на престол, набросанный тут же бойким пером Григория Николаевича Теплова, дальше занявшего при ней секретарскую должность.

В манифесте было сказано, что сынам отечества российского грозила опасность в виде отмены греческого православного закона и заключения позорного мира с Пруссией.

«Того ради, — писал Теплов от имени Екатерины, — убеждены будучи всех наших верноподданных таковою опасностью, принуждены были, приняв бога и его правосудие себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на престол на всероссийский и самодержавный, в чем и все наши верноподданные присягу нам торжественную учинили».

Затем Екатерина перешла в Старый Зимний дворец, что на Невском, отдала распоряжения оповестить о том, что произошло, всех, кого следует, обедала в зале с раскрытыми окнами и время от времени показывалась народу. Никита Иванович Панин сидел рядом с нею, и Павел был сдан на попечение Порошину. За столом он раскладывал великому князю кушанье, разрезал мясо и тихонько разговаривал с ним под аккомпанемент бокалов и приветственных криков обедающих.