Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы

Еще весной казалось, что это легкое и бездумное восхождение скоро достигнет своей вершины, как вдруг стало ясно, что он катится вниз, катится стремительно и безудержно; и всему виной, как он сам сказал, были дожди.

Весной представлялось, что нынешний год, как и минувший, будет засушливым, и, поскольку у крестьян иссякли запасы сена, они стали по дешевке продавать скотину. Строя на этих бросовых ценах свои планы, Йошко зимой заключил с военным начальством договор о поставке в течение нескольких месяцев скота в армию. Но начались дожди, трава росла что лебеда, а вместе с ней поднимались и цены на мясо. Йошко, связанный договором и продавая скот по старой, более низкой цене и переплачивая, стал нести убытки. Пока удавалось получать займы, он кое-как сводил концы с концами. Добиваться же их становилось все труднее, и он пропустил предусмотренный договором срок основных поставок. Еще по-настоящему не осознав весь ужас своего падения, он вдруг, не далее как позавчера, узнал в комендатуре, что военное министерство в Белграде, явно стараясь протащить своего человека, ведет переговоры с другим закупщиком скота, а его собственный залог, отданный в это ведомство, теперь уже наверняка пропадет. Он тут же сел в автомобиль и поехал на вокзал, чтобы как можно скорее очутиться в Белграде. Договор с другим поставщиком еще не был заключен, но залог уже пропал. Еще есть надежда, сказал ему помощник министра, которого он когда-то угощал, можно попытаться заключить новый договор, но для этого нужен новый залог, и как можно скорее. Новый залог, да еще капитал для закупки скота! Решение пришло мгновенно. Дом он продаст или заложит, автомобиль тоже продаст, не все еще потеряно. Росли трудности — рос и его оптимизм; он посмеивался и повторял:

— Полмиллиона!

— За полмиллиона я могу себе приобрести королевский дворец! — Васо поджал губы, лицо его пылало, он оглянулся на капитана. — А ты чему радуешься, капитан?

Капитан Братич откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы и, весело моргая, похихикивал.

— Да так, — сквозь смех пропищал он, — видишь ли, ты собираешься обосноваться в городе, а тебя, как и меня, вероятно, пошлют куда-нибудь в провинцию.

— Ну уж извини, — оскорбился Васо. — Я тебе сказал, мне предложено место в полиции! Блестящая должность, второй человек после короля, ей-богу!

Это было что-то новое, но в духе его обычного наивного бахвальства. Выслушав его, капитан еще громче рассмеялся, усмехнулись и Йошко с Ножицей.

— Ты, Васо, второй человек после короля? — Ножица схватился за живот.

— Второй! Великолепное место!

— Да что же это за место? Чем ты будешь заниматься? И сам знаешь, какой из тебя чиновник! — Известно было, что всю работу в канцелярии, вплоть до составления его личных писем, выполняет за Васо унтер-офицер. Но Ножица об этом умолчал.

— Я не могу работать в канцелярии? Да плевать я хотел на такую службу! Мне предложили место начальника полицейской кавалерии, ей-богу! Это по моей части!

— Но для этого нужно иметь кое-какое представление о законах! К примеру, случится в городе демонстрация, ты должен точно знать, что ты имеешь право, а чего не имеешь права делать.

— Имею право, не имею права! Закон! Пустяки! Прикажу «расходись!», а не послушаются — «Обнажить сабли!» Не действует? — «Огонь!» Увидишь, улица вмиг станет чистой, словно выметенная!

Говоря, Васо усиленно размахивал руками, будто уже представлял себя сидящим на коне. Он выпучил глаза, точно и впрямь видел перед собой непокорную толпу, и, окинув всех торжествующим взглядом, успокоился, только на губах еще играла горделивая улыбка: победитель!

Йошко, сделав вид, что все это ему надоело, позевывая, встал и, опасаясь, как бы не проснулась от поднятого шума больная мать, заглянул с порога в другую комнату. Нотариус, продолжая посмеиваться, молчал. Самым странным, впрочем, и единственно странным здесь человеком был капитан. Он стал серьезным, как бы мгновенно протрезвев, и заметил, силясь нахмуриться:

— Как на фронте! Удивляюсь тебе, Васо!

— И я тебе! — резко бросил Васо, не на шутку рассерженный; он злоупотреблял мягкотелостью капитана. — Разве мы здесь, среди хорватов, не как на фронте? Все они республиканцы и коммунисты! Ты что, их жалеешь? Позволь тебе сказать, хоть ты и старше меня, твои беседы с этим шалопаем Панкрацем мне никогда не нравились.

— При чем здесь Панкрац? — вздрогнул капитан, будто в эту минуту и сам думал о нем. Какое-то мгновение он колебался, потом, как бы смутившись, ожесточился: — Я был на фронте, там оружие применяют против оружия (хоть и это неразумно), но в безоружных я бы никогда не выстрелил.

— Зачем же тогда пошел в солдаты?

— Зачем? — Капитан пристально посмотрел на него, и в его взгляде выразилось и замешательство, и невысказанное до сих пор презрение. — Зачем? — повторил он, рассмеявшись горловым, сдавленным смехом. И, словно желая уйти от подобных разговоров и мыслей, встал и с напускной веселостью выкрикнул: — Пойдемте, господа, смотреть кино!

В другой комнате сеанс уже начался, и жужжание аппарата заглушало громкое и смачное гоготание крестьян. Мать Йошко еще спала, и он тихо отошел от двери на середину комнаты. Лицо его внезапно приобрело задумчивое выражение, и он немедля последовал за капитаном. Поднялся и Ножица. Только Васо, мрачный, но в душе довольный собой, поудобнее устроился, вытянув ноги:

— Эту швабскую ерунду пусть смотрят хорваты, это их культура!

Оставшись один, он продолжал бросать любопытные взгляды на дверь. Изредка бывая в городе, он заходил в кино, и его не переставало удивлять, как это и природа, и люди, всего мгновение назад бывшие бесформенным лучом света, прорезавшим темноту зала, вдруг превращались на простыне в живые картинки. Он и сейчас бы, конечно, пошел в кино, если бы в комнату тихо, словно крадучись, снова не притащился старый Смудж, неся в руках початую бутылку вина. Васо налил стакан и посмотрел на спину тестя, который, как минуту назад и его сын, заглянул в соседнюю комнату, желая узнать о самочувствии жены. Едва тот, вздохнув, повернулся, Васо грубо набросился на него:

— А ты что, старый, целый день шмыгаешь да вздыхаешь? О чем-то договариваешься с Йошко, а меня не зовете, я для вас ноль!

С утра Смудж был разговорчив и пребывал в хорошем настроении, и если бы Васо присутствовал на обеде, как нотариус Ножица, он заметил бы, что молчаливым и подавленным тесть стал в самый разгар обеда, еще до беседы с Йошко, приехавшим прямо к столу. Сейчас же на это лицо было страшно смотреть: сплошная пепельная туча, от бледных, судорожно сжатых губ до мутных серых зрачков. Он не спеша, осторожно сел и опасливо осмотрелся вокруг.