Сономын Удвал - Великая судьба

В этой книге я попыталась, основываясь на исторических документах, отразить некоторые эпизоды жизни и деятельности Хатан-Батора Максаржава, мужественного патриота, одного из видных государственных деятелей Монголии начала XX века.

Образ Максаржава — легендарного полководца, друга и соратника Сухэ-Батора, человека, чье имя было известно всей стране , — давно привлекал меня. Он прошел трудный и сложный путь от командира небольшого отряда до военного министра Народной Монголии. Удостоенный еще в дореволюционной Монголии за свои ратные подвиги высших воинских званий, талантливый полководец не мыслил себе жизни без борьбы за счастье народа. Потому-то и принял Максаржав всем сердцем Народную революцию. Отказавшись от всех высоких званий, которых удостоило его феодальное правительство, он становится одним из организаторов монгольской Народной армии, а впоследствии — военным министром Монгольской Народной Республики, первым человеком, которого родина удостоила высшей награды — звания Героя.

Историко-революционная тема неиссякаема. Ее значение для воспитания молодежи в духе патриотизма и боевых традиций трудно переоценить.

Несомненно, что жизнь и деятельность Хатан-Батора Максаржава должна занять достойное место в нашей литературе. Но как описать эту жизнь? Образ Хатан-Батора не умещается в одной книге, и потому в романе отражен не весь путь Максаржава, а лишь насыщенный самыми значительными событиями период, определивший его судьбу.

Большой честью и огромной радостью для меня является издание моего романа в Советском Союзе, я высоко ценю мнение советских читателей.

С. Удвал

Ранним утром, едва взошло солнце, от группы юрт, расположенных в Цаган-Бургасе, что раскинулся на склоне горы Намнан-Ула, неторопливо отъехали два всадника, ведя в поводу подменных лошадей с поклажей.

— Войлок растягивается, малец взрослеет. Теперь, Ма-ху[Ма-ху — сокращенный вариант имени Максаржав. — Здесь и далее примечания переводчиков. ] пришло время тебе взяться за ученье. А это значит не просто читать книги, а изучать их, набираться мудрости!

Так говорил старый Сандакдорж, обращаясь к сыну. Говорил он медленно, неторопливо. И сына не называл, как другие: «сынок», а обращался к нему по имени — Максаржав! Голос старика звучал сурово, он старался не показать своего волнения — ведь сын впервые покидает родной очаг!

Круглолицый мальчик с живыми глазами, с горбинкой на носу — старший сын Сандакдоржа — беспокойно ерзал в седле, внимая наставлениям отца, и с нетерпением ждал, когда они кончатся. Прислушиваясь к голосу отца, он опустил голову и уставился на луку седла. А тот все говорил и говорил, то понижая, то возвышая голос. Они ехали по долине, где, словно зеленые заплаты на одежде, виднелись редкие полоски распаханной и засеянной земли. Сандакдорж поднял глаза к небу и, увидев клин пролетающих мимо журавлей, сказал:

— Дождь, видно, собирается, журавли низко летят.

Сын поднял голову, посмотрел на отца и устремил взгляд на вершину дальней горы. Он сидел в седле прямо, как взрослый, — подняв голову и выпятив грудь.

У Сандакдоржа кожа была опалена солнцем, но если присмотреться, то в глубине морщин можно заметить светлые полоски, свидетельствующие о том, что от рождения он вовсе не был смуглым. Хантаз [Хантаз — жилет-безрукавка, который надевается поверх дэли, теплого стеганого халата на вате.] был, пожалуй, ему немного великоват, и широкие полы закрывали седло. Сандакдорж имел титул гуна [Гун — феодальный титул в старой Монголии, третья степень княжеского достоинства.], но достатка был весьма скромного. Он не обладал ни изворотливостью, ни хитростью и потому богатства большого не нажил. Что есть, и на том спасибо. А на нет и суда нет. Имея титул гуна, он должен был служить в армии и отслужил немало лет. В округе все считали его человеком справедливым и прямодушным. Сегодня, соблюдая древний обычай, Сандакдорж надел в дорогу новый дэли и гутулы [Гутулы — национальная обувь, сапоги с острыми загнутыми носками.], повесил на пояс нож в чехле, кресало и другие необходимые в пути вещи, не один год служившие ему верой и правдой. Отго и жинс[Отго — султан из павлиньих перьев; жинс — цветной шарик; эти знаки отличия в феодальной Монголии носили на шапке высшие чиновники.] он решил не надевать.

— Слышь-ка, не вздумай сбежать домой. Ведь ты не к чужим едешь! И чтоб хлопот добрым людям не причинять, понял?

— Ага.

«Парень, видно, растет крепкий, не неженка и не нытик, — думал старик. — Надеюсь, не подведет меня, достойным человеком станет. Нам-то отцы и деды хорошую закваску дали. А от добрых предков плохого потомства не бывает...» Могучий длинногривый жеребец, на котором сидел Сандакдорж, потряхивал головой, словно выражая согласие с мыслями своего хозяина.

Когда мальчику сказали, что его отправят в ученье к досточтимому Га[Га — сокращенный вариант имени Ганжуржав.], он очень обрадовался. Но вот подошло время уезжать, и радость его померкла.

— Ты что, боишься оторваться от материнской юбки? — спросил Сандакдорж. И мальчику вспомнилась мать, он словно вновь увидел, как она провожает их, как брызгает молоком вслед, благословляя сына в путь. Но он промолчал.

«Странный все-таки парень, этот Того, — вспомнил вдруг Сандакдорж одного из слуг Га-гуна. — Вроде бы шалопай, а люди тянутся к нему. Оборванец из оборванцев, но человек отчаянной храбрости». И он продолжал внушать сыну:

— Твой прадед Дорж ходил на войну вместе с Галдан-бошигту [Галдан-бошигту — руководитель антиманьчжурского движения в Западной Монголии в XIX в.] и заслужил титул мэрэн-гуна[Мэрэн-гун — феодальный титул в старой Монголии.]. И дед твой Шагдаржав тоже был на военной службе. Он и умер в казарме, в Улясутае. Тоже был отчаянный вояка. Его наградили званием гуна, да еще приписали ему тридцать крепостных. Награды, конечно, пустяковые, ну да бог с ними! Не ради них храбро сражались твои предки, они защищали свои кочевья, братьев своих единокровных, их скот и имущество. Бывало, правда, всякое. Случалось иной раз, человека и силой забирали на войну, так и воевал он из-под палки. Ты слушай меня да запоминай! Никогда мы не якшались с бесчестными людьми, не гнули перед ними спину. И никогда зла добрым людям не причиняли. Помни, что род наш идет от простых, бедных людей. Единственный грех на наших предках — это то, что случалось им кровь человеческую проливать: ходили они на войну, сражались с бандитами и на западной границе, и на восточной, а ведь пролить кровь людскую — большой грех. Да ничего не поделаешь, такова уж судьба воина.