Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

Принято считать, что роман «Виттория Аккоромбона», как и всё позднее творчество Л. Тика, отмечен новым эстетическим видением мира. Исследователи говорят о реализме позднего Тика, имея в виду детальное, очень конкретное изображение исторической действительности и психологии персонажей. Существует даже парадоксальная точка зрения Й. Хингера, который считает, что речь идет не об отходе от романтизма, а о выявлении подлинной сущности творчества Тика: «Романтически-мифически-метафизическое — это эпизод, реалистически-рационалистически-психологическое — устойчивая доминанта в мировоззрении и произведении Тика» [73]. С этим мнением вряд ли можно согласиться. Романтизм Тика отнюдь не «эпизод»; как бы высоко мы ни ценили его произведения исторического жанра, писатель все же прославился у современников и вошел в историю мировой литературы прежде всего как замечательный романтик, «король романтизма» — автор таинственных новелл и «Кота в сапогах» с его дерзкой иронией…

Размышляя над проблемой реализма в позднем творчестве Тика, исследователи невольно соотносят его — и не в пользу Тика! — с формировавшимся в эти десятилетия реализмом во французской и английской литературах. «Виттория Аккоромбона» Тика явно уступает в художественном отношении таким шедеврам, как «Красное и черное» Стендаля, «Евгения Гранде» Бальзака, «Домби и сын» Диккенса. Речь идет не только о масштабах дарования (что тоже весьма существенно), но прежде всего о специфике тиковской образной системы.

С реалистической точки зрения многим страницам романа присуща некоторая нарочитость, искусственность и мелодраматичность ситуаций, повышенная экспрессивность изображения, патетический стиль. В последней книге, в канун трагических событий финала, Тик прибегает к фантастике: «Оглянувшись, она заметила в углу зала скрюченную маленькую фигурку… «Это не может быть действительностью, — успокоила она себя, — это плод моей фантазии». Виттория смело подошла к незнакомцу и твердо посмотрела на него, но он не исчез, как она ожидала. На нем была старая, обвисшая одежда… из широких рукавов торчали тощие, трясущиеся руки; лицом, на котором выделялись лиловые губы, он напоминал полуразложившийся труп; взгляд был колючим. Виттория, как ни старалась, не могла отделаться от пронизывающего страха.

— Кто ты? — обратилась она к нему. — Что тебе нужно от меня?

— Я пришел предостеречь тебя, — проскрипел малыш еле слышно. — Берегись! Он именно сейчас…

Виттория подошла совсем близко, протянула руку, но нащупала лишь стену».

Эта сцена с кобольдом теснейшим образом связана с ранними произведениями Тика. В ней сохраняется неоднозначность романтической фантастики: явление призрака можно истолковать как плод воображения героини или выражение ее тяжких предчувствий, но это не отменяет и не ослабляет ее ирреального, мистического смысла.

Споры, которые ведутся относительно художественного метода Тика в его поздних произведениях, не случайны. Они обусловлены действительной сложностью проблемы. Обстоятельный анализ творческого метода Л. Тика дал А. В. Михайлов в послесловии к изданию романа «Странствия Франца Штернбальда» (1987). По мнению А. В. Михайлова, Тик на протяжении всего своего творческого пути, включая и последние годы, не мог преодолеть наследия риторической культуры, которую он освоил в юности. «Тик даже архаичнее писателей-просветителей в том, что носители идей (персонажи, герои его произведений) у него еще условнее просветительских персонажей-функций, они еще менее реальны, еще менее «человечны», нежели порождения риторической, книжной фантазии» [74]. Эти слова непосредственно относятся к раннему, доромантическому Тику, но, по мнению Михайлова, он сохранил до конца жизни приверженность риторической манере. И потому есть все основания не столько сопоставлять, сколько противопоставлять позднее творчество Тика современной ему европейской прозе. «Реализм опирается на воспроизведение жизненных типов, а не на заданные комбинации характеров» [75], — пишет А. В. Михайлов. С мнением исследователя можно соглашаться, его можно оспаривать, но ясным остается одно: роман «Виттория Аккоромбона» — итог творческого пути писателя — многими нитями связан с его прежней художественной манерой. И хотя Гейне уверял читателей, что Тик стал реалистом, текст романа не во всем подтверждает эту мысль. Мы постоянно ощущаем и в характере описаний, и в изображении действующих лиц отзвуки его прежних романтических исканий и, если следовать концепции А. В. Михайлова, традиции риторического стиля. Творческий метод позднего Тика обогащен всем опытом, накопленным писателем на протяжении романтичной эпохи. Поэтому вряд ли целесообразно судить о нем, исходя только из реалистических критериев.

Появление романа в июле 1840 г. вызвало бурные дискуссии в литературных кругах. «Совершенно беспутная история с очень сомнительной моралью», — таков был приговор Вольфганга Менцеля [76]. Многие современники обвиняли автора в пропаганде безнравственности, писали о бесхарактерности повествования, а дочь писателя Доротея считала, что было бы лучше, если бы это произведение не было написано вообще. В разговоре с Р. Кёпке Л. Тик в 1850 г. с горечью констатировал, что его роману приписывают некие нравственные заблуждения и потому прячут его от глаз любопытных. Писателя обвиняли также и в том, что он сделал темой своего произведения эмансипацию женщины и тем самым перешел на позиции «Молодой Германии», против которой он так долго и упорно боролся.

Однако у романа было и немало поклонников, которые считали его блестящим завершением творческого пути писателя. «Виттория Аккоромбона» — любимая книга Генриетты фон Финкенштейн, многолетней подруги и возлюбленной писателя. По свидетельству современников, «его смелый отказ от какого бы то ни было эпигонства, его выступление за совершенно неромантический идеал Ренессанса получили восторженный отклик у читателей» [77]. Читатели по достоинству оценили мастерское соединение многочисленных линий действия, драматизм в развитии событий, искусное использование диалога и выражали восхищение «мягким воодушевлением и свежестью изобразительных средств» в произведении, созданном семидесятилетним автором. 31 октября 1840 г. Л. Тик в письме к К.-Ю. Браниссу — одному из тех, кто сумел по достоинству оценить роман, — писал: «Я чувствую себя обязанным еще раз выразить Вам свою сердечную благодарность за Вашу мастерскую оценку моего романа. Какая радость быть понятым именно таким образом» [78].