Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

— Умерьте свой пыл, почтеннейший, — ответила Юлия холодно, — мы только что договорились: его племянник теперь обручен с моей дочерью.

У кардинала слова застыли на губах, он побелел как мел. Фарнезе, в труднейших ситуациях не терявший самообладания, сейчас буквально онемел. Спустя минуту он с трудом выдавил из себя:

— Так? И вы считаете, что умно поступили? Прекрасно сработано! Захватить желторотого птенца в свои силки и позволить ему снимать сливки!

Он вскочил, затопал ногами и заскрежетал зубами.

— Я думал, — начал он снова, — вы, как трезвомыслящая, опытная женщина, взвесив все, оцените мои предложения, но нет, вы такая же гогочущая гусыня, как и все остальные болтливые мещанки.

Не пытаясь скрыть своей ярости, он покинул дом.

Спустя некоторое время после того, как граф Пеполи вернулся в Рим, он снова отправился уже с освобожденным Асканио в путь в Сабинские горы. Когда они вышли в поле, Асканио, оглядевшись вокруг, сказал:

— Только две породы людей по-настоящему могут понять, как я счастлив сейчас: больной, находившийся на пороге смерти и теперь начинающий выздоравливать, приветствуя природу с новыми силами, и пленник, который месяцами томился в тюрьме. Ах, какое блаженство наслаждаться светом и свободой! Если бы осужденный на казнь мог выбирать, то предпочел бы быть повешенным на свежем воздухе, чем лишиться головы в темном тюремном дворе.

— Есть ли у вас надежда, — спросил граф, — что мы скоро закончим наше дело и сможем сразу освободить старика?

— Если говорить откровенно, — ответил тот, — чем дольше я думаю об этом, тем слабее надежда. Кажется, со времени ареста мои товарищи потеряли ко мне прежнее доверие. Многое, должно быть, изменилось, судя по тому, как грубо Антонио обошелся с вами. Итак, мой добродетель, если вы мне не доверяете или колеблетесь, поскольку я теперь сам не знаю, как встретят меня бывшие друзья, то лучше разойтись прямо здесь, а я вечно буду помнить ваше благодеяние, которое никогда не смогу оплатить.

— А как же бедный пленник? — воскликнул граф Пеполи. — Я — его единственная опора и надежда на земле. Нет, мой добрый Асканио, давайте попытаемся сделать всё возможное. Если не терять мужества, то все происходит проще и лучше, чем ожидаешь вначале.

— Я пойду с вами, — ответил тот, — пусть даже речь идет о смерти.

Путники направились к горам, где Асканио переоделся и привел себя в порядок. Прибыв в Субиако, сразу направились в дом капитана. Открыв им дверь, коротышка лукаво улыбнулся. Наверху в комнате уже сидел глава стражников.

— Верно, — воскликнул он, встречая их, — сегодня у нас новолуние, и вы пришли не слишком рано и не слишком поздно. Мы отправимся в горы, собрание проводится там. Вы, Асканио, должны хорошо помнить это место; сколько приговоров там было вынесено и исполнено!

Антонио сменил свой наряд на обычную одежду. Внизу в доме их ждали четверо сбирров {87}, одетых по-крестьянски. Асканио наблюдал за приготовлениями с удивлением и тревогой, они, казалось, не предвещали ничего хорошего; граф, от внимания которого не ускользнул страх его попутчика, также начал проявлять беспокойство.

В обычно безлюдной местности по дороге на холм им встречалось все больше и больше людей, которые присоединялись к ним, так что вскоре собралась целая толпа. Асканио пугливо озирался, обращался то к одному, то к другому, но поскольку ему никто не отвечал, он смущенно замолчал и покорно отдался своей судьбе.

Процессия углубилась в лесную глушь, подальше от проезжей дороги. Наконец добрались до круглой, заросшей травой площадки, окруженной высокими отвесными скалами. Здесь сделали остановку, к собравшимся присоединились люди, прятавшиеся за скалами. Они были хорошо знакомы Асканио, но держались с ним так отчужденно, будто никогда его прежде не видели. Вдруг в центр толпы вышел большой, сильный человек и закричал:

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы вершить суд.

Кричавший был одет во все черное, широкополая шляпа с черным пером закрывала его лицо. Лицо выражало жестокость, из-за большого шрама на левой щеке оно выглядело еще более отталкивающим. Речь и жесты были резки, в спешке он заикался и проглатывал окончания слов — трудно было понять, что он говорит.

— Сюда, Асканио, — вскричал этот необузданный громила, — здесь свершится месть. Кого из нас ты выдал и почему вступил в сговор с совершенно чужим человеком, чтобы подставить всех нас под нож?

Асканио все подробно и обстоятельно рассказал: и о случайном захвате в плен, и о том, как его отделили от остальных, как заключили в Энгельсбург — решение, которое, конечно, исходит от самих предводителей братства. Затем известный Страда приговаривается к смерти, и графу Пеполи, великодушно проявляющему заботу о пленнике из Субиако, он называет имя Асканио, который, по его словам, может указать пути и средства достижения благородной цели. Если где-то и было допущено предательство, то виной тому не кто иной, как этот бандит.

— Было естественно, — закончил говоривший, — что я хотел свободы и использовал возможность, которую предложил мне этот благородный человек, и все вы должны радоваться этому, ибо я не знаю, сколько тайн могла выдать моя слабая человеческая натура под пыткой или из страха перед ней. Теперь вы избавились от этой заботы, стоит лишь договориться с графом о старом пленнике, при этом заработав приличные деньги.

— Нет, — закричал бешеный дикарь, затопав ногами, — никакого выкупа! Зачем же мы вытаскивали тогда этого старого бородача из его мягкой постели? Чтобы показать пример, чтобы запугать стражников, судейских и солдат, чтобы никто не отважился слишком дерзко вставать у нас на пути! Цена, которую мы установили, должна была послужить нам для того, чтобы привлечь чересчур умных, заносчивых и познакомиться с теми, кто может быть опасен нам теперь или в будущем. Мы хотели напугать этих людей, выставив напоказ изрубленное на куски тело старика как памятник нашей власти и неумолимой жестокости. А теперь из-за какого-то предателя выходит — старались мы зря. Нет, мои мужественные братья, не позволяйте так глупо провести себя какому-то болтуну. Чужак, так хитро вошедший в наш круг, пусть умрет первым к вящему ужасу остальных умников и выскочек. Потом мы рассудим, что для нас полезнее: жизнь или смерть Асканио, потому что он на самом деле знает слишком много, чтобы мы могли не считаться с ним. А теперь обнажите ваши мечи!

Лес огласил дикий звериный крик, и сотни мечей взметнулись над головами. Асканио, как бешеный, рванулся к вожаку.

— Остановитесь! — закричал он изо всех сил. — Вы с ума сошли? Ты в своем уме? Этого великодушного, беззащитного человека вы хотите растерзать в своей животной ярости? А я должен спокойно смотреть на это? На казнь моего освободителя? Если ты не человек, если ты взбесившаяся скотина, возьми сначала мою кровь. Как бы ни был я верен братству, убей меня для своей безопасности, потому что я знаю все ваши тайны, но его, благородного человека, оставь в живых и позволь ему вернуться на родину целым и невредимым. Пусть последним знаком расположения ко мне, своему бывшему доверенному лицу, будет то, что вы принесете в жертву меня вместо него.