Макс Шульц - Мы не пыль на ветру

В большинстве немецких книг о годах второй мировой войны действие происходит в конце ее, и это не случайно: именно на развалинах гитлеровского рейха решался вопрос о будущем немецкого народа. Роман Макса Вальтера Шульца тоже начинается в самые последние дни перед капитуляцией, когда гитлеровские заправилы бежали, словно нечистая сила перед наступлением дня (первая часть носит подзаголовок «Петухи кричат поутру»), но захватывает и несколько месяцев послевоенной жизни, когда в стране начинался сложнейший процесс всеобщей перестройки. Цель автора — не только показать, как рвались старые связи и рушилась обанкротившаяся система взглядов и представлений, но и проследить, как намечались новые связи с жизнью и людьми.

В книге много героев, хотя непосредственного сюжетного действия в ней сравнительно мало; композиционно она, в сущности, построена из нескольких взятых крупным планом сцен, в которых автор с немалым мастерством сталкивает своих героев. В сравнении с другими книгами писателей ГДР о годах войны роман Макса Вальтера Шульца кажется менее автобиографичным. Это не значит, что жизненный опыт автора не отразился в романе; наоборот, не случайно главный герой книги, Руди Хагедорн, родился в том же 1921 году, что и его создатель, и в той же местности Германии — в Рудных горах, и если родной город Шульца зовется Шейбенберг, то город, в котором родился Руди, носит подозрительно похожее название — Рейффенберг; на последних страницах Руди, как и Макс Вальтер Шульц, принимает решение стать школьным учителем и т. д. Но разворот действительности в этой книге более эпичен; нити действия в ней но сходятся к одному персонажу, и если, например, в «Приключениях Вернера Хольта» за героем почти всегда можно увидеть рассказчика (несмотря на то, что книга написана не от первого лица), то в романе Шульца сделать это нелегко; в этой книге следует говорить по крайней мере о четырех главных персонажах, о четырех представителях одного и того же поколения немецкой молодежи, проходящих «проверку историей». При этом внимание автора обращено не столько на калейдоскоп бурных и трагических событий того времени, сколько на внутренний мир героев, который писатель умеет воссоздавать пластично и сильно, раскрывая за каждым поворотом мысли, за каждым взрывом чувств соотнесенность с процессами объективного мира.

В рецензиях на роман «Мы не пыль на ветру» часто упоминается имя Томаса Манна; действительно, творческая манера Шульца имеет самое непосредственное отношение к строю манновской «интеллектуальной прозы» с ее идейной насыщенностью, стремлением философски осмыслить эмпирический поток жизни. В школе Томаса Манна учился автор этой книги раскрывать диалектику частного и общего, чувственного и рационального, использовать лейтмотивы и ассоциативные связи, позволяющие свободно обращаться с материалом, нарушая хронологическую последовательность событий. Через Томаса Манна прежде всего идет связь этой книги с традицией немецкого «романа воспитания», предполагающего широкое исследование личности в ее связях с обществом.

Следует назвать тут и Арнольда Цвейга и его романы, в которых так мастерски переплетена личная судьба героя, оказавшегося на чуждой ему войне, с глубоким осознанием несправедливости самой войны и породившей ее общественной системы. Как и в книгах Арнольда Цвейга, герои романа Макса Вальтера Шульца много рассуждают и спорят, что, казалось бы, трудно представить себе в тех условиях, в которых они находятся. Однако эти диспуты на боевых позициях в ожидании атаки противника или среди развалин первых послевоенных дней не противоречат художественной правде; они комментируют хаос военных событий, позволяя читателю понять их закономерность и взаимную связь. Нигде не философствуют так мало, как на войне; нигде так много не спорят о смысле жизни, как в книгах о войне.

Вместе с тем в романе Макса Вальтера Шульца, как и у Арнольда Цвейга, мы не найдем ни описаний кровопролитных сражений, ни апокалипсических картин разложения и смерти, для чего, казалось бы, действительность двух мировых войн дает полное основание. Здесь нет бегства от трудного и сложного жизненного материала. Наоборот, эта подчеркнутая сдержанность (характерная в той или иной мере для всей литературы ГДР) внутренне полемична. Среди книг о второй мировой войне, вышедших на Западе, и прежде всего в Федеративной Республике Германии, есть немало таких, которые словно полностью сотканы из картин ужасов и страданий и не оставляют читателю ни проблеска надежды, ни мысли о возможности сопротивления. Читать подобные книги страшно, и авторам их не многое надо было выдумывать: во второй мировой войне можно найти достаточно примеров многоликой и безжалостной смерти, и с этой точки зрения ее действительность превосходит самые страшные фантазии. Правдивость таких книг весьма условна, как и весьма условна их антивоенная направленность. Потрясая читателя скоплениями ужасов, они чаще всего только уводят от осознания причин войны, внушают мысль о невозможности с ней бороться, оправдывают жестокость человека, вынужденного обороняться от жестокого мира. Цель каждой реалистической книги о войне другая — не потрясти, а попять. Ужасам войны писатель-реалист противопоставляет не истерический крик, а смелое осознание причин и следствий, или, говоря словами Арнольда Цвейга, «осторожное и беспощадное проникновение мысли в запутанную ткань жизни».

Роман «Мы не пыль на ветру» по сравнению с некоторыми другими книгами о второй мировой войне может на первый взгляд даже показаться «идиллическим». Автор не выносит на страницы своей книги ни сцен кровавого террора, ни изощренных издевательств в концлагерях, ни картин массового уничтожения, которых не вмещает нормальный человеческий разум. Эта страшная правда истории во всей своей громадности как бы отодвинута им за пределы непосредственного действия, сделана тем фоном, на котором он разворачивает свое исследование «бравой немецкой души» и путей возвращения ее обладателю «прямой походки человека».

Мы не найдем в книге подробного рассказа о долгих годах, проведенных коммунистом Эрнстом Ротлуфом в гитлеровском концлагере, не много говорится и о том, что сын и дочь Ротлуфа пошли за фашистами и предали отца. Там просто сказано, что это «тот самый Ротлуф — в прошлом атлет, лучший спортсмен рейффенбергского «Красного спорта», в прошлом сорвиголова, черный как смоль, а теперь худой как скелет и серый как камень». «Серое как камень» лицо Ротлуфа встретится и книге многократно, каждый раз вызывая в памяти мысль о фашистских преступлениях и несгибаемом мужестве коммунистов; один из героев недаром назовет лицо Ротлуфа «символом немецкой трагедии».