Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии

Пожертвования пошли от всех жителей Барселоны; Арнау заплатил то, что ему полагалось как городскому меняле.

Вскоре Педро IV отбыл на Сардинию с флотом из ста кораблей.

Когда войско покинуло столицу, город вернулся к обычной жизни, и Арнау снова занялся своей лавкой, приемной дочерью, Святой Марией и теми, кто приходил к нему за помощью, прося занять денег.

Гилльему пришлось привыкать к такому образу жизни и поведению, которые совершенно отличались от того, что он наблюдал в среде коммерсантов и менял, включая и Хасдая Крескаса. Вначале мавр сопротивлялся и демонстрировал это каждый раз, когда Арнау развязывал кошелек, чтобы дать деньги одному из многочисленных трудяг, нуждающихся в них.

— Разве они не заплатят? Разве они не вернут долг?

— Эти займы без процентов, — возражал Гилльем. — А деньги должны приносить доход.

— Сколько раз ты говорил мне, что нам нужно купить особняк, что мы должны жить лучше? Сколько бы все это стоило, Гилльем? Ты прекрасно знаешь, что во много раз больше, чем все те займы, которые мы даем несчастным людям.

И Гилльем покорно замолкал, потому что это действительно было так. Арнау жил скромно, по-прежнему обитая в доме на углу улиц Новых и Старых Менял. Единственное, на что он не жалел денег, так это на воспитание и обучение девочки. Мар ходила на занятия в дом одного из друзей торговцев, где учителя давали уроки, и, конечно, в церковь Святой Марии.

Однажды в лавку к Арнау пришли представители совета приходских рабочих. Они просили о помощи.

— У меня уже есть часовня, — ответил им Арнау, когда совет предложил ему одну из боковых часовен Святой Марии. — Да, — добавил он, заметив удивление на лицах пришедших, — мне принадлежит часовня Святейшего, которая считается часовней бастайшей и она всегда будет такой. В любом случае… — сказал он, открывая сейф, — сколько вам нужно?

«Сколько тебе нужно?», «Сколько ты хочешь?», «Этого достаточно?», «Этого хватит?» Гилльем постепенно привык к подобным вопросам и даже стал уступать, а люди, которым они помогали, улыбались ему и благодарили каждый раз, когда мавр проходил по берегу или через квартал Рибера. «Может быть, Арнау прав», — начал думать он. Бывший бастайш жил ради других, но разве Арнау сделал не то же самое для него и трех еврейских детей, которых забрасывали камнями и которые были чужими ему? Если бы не Арнау, вероятнее всего, он и дети были бы сейчас мертвы. Неужели человек должен меняться только потому, что он разбогател? И Гилльем, как это всегда делал Арнау, стал улыбаться людям, с которыми встречался, и здороваться с незнакомыми, уступавшими ему дорогу.

Однако такая манера поведения не имела ничего общего с теми решениями, которые Арнау иногда принимал в течение этих лет. То, что он отказывался от операций, связанных с торговлей рабами, казалось объяснимым, но почему, спрашивал себя Гилльем, Арнау отказывается от участия в выгодных предприятиях, которые не имеют ничего общего с торговлей людьми?

Арнау объяснял свои решения, не допуская никаких возражений: «Это меня не убеждает», «Это мне не нравится», «Я себе этого не представляю».

В конце концов мавр вышел из себя.

— Это хорошее дело, Арнау, — сказал он, когда торговцы ушли из лавки. — В чем дело? Иногда ты отказываешься от операций, которые обещают нам хороший заработок. Я не понимаю. Я знаю, что я не тот.

— Нет, ты именно тот, — перебил его Арнау, не поворачиваясь. Оба сидели за столом. — Я сожалею. То, что происходит. — Он запнулся, но Гилльем терпеливо ждал, пока хозяин решится. — Знаешь ли, я никогда не буду участвовать в тех предприятиях, в которых заинтересован Грау Пуйг. Мое имя никогда не будет стоять рядом с его именем.

Арнау смотрел вперед, куда-то вдаль, сквозь стену дома.

— Когда-нибудь ты мне об этом расскажешь?

— Почему нет? — пробормотал он, повернувшись к Гилльему. И рассказал ему все.

Гилльем знал Грау Пуйга, потому что тот поддерживал деловые отношения с Хасдаем Крескасом. Мавр спрашивал себя, почему, в отличие от Арнау, не хотевшего иметь с ним дела, барон, наоборот, выказывал готовность сотрудничать с менялой? Разве их чувства не были взаимными после всего того, что произошло между ними?

— Почему? — спросил он однажды Хасдая Крескаса, рассказав ему историю Арнау с условием, что это останется между ними.

— Потому что есть много людей, которые не хотят работать с Грау Пуйгом. Признаться, в последнее время я тоже стараюсь не связываться с ним. Этот человек был одержим идеей занять место, которое не принадлежало ему по праву рождения. Пока он был простым ремесленником, ему можно было доверять. Теперь… теперь у него другие цели, хотя Пуйг так и не осознал, что ему не место в высшем обществе. — Хасдай покачал головой. — Чтобы быть знатным, нужно знатным родиться, нужно впитать аристократизм с молоком матери. Я говорю это не потому, что Пуйг хороший или плохой, но только тех людей можно считать представителями высшего общества, которые принадлежат к нему по праву рождения. Кроме того, если они разорятся, кто посмеет возражать каталонскому барону? Они горделивы, надменны, рождены, чтобы командовать и стоять над остальными, даже когда теряют все. Грау Пуйг вошел в высшее общество только благодаря деньгам. Он потратил целое состояние на приданое своей дочери Маргариды и в результате почти разорился. Вся Барселона это знает! У него за спиной смеются, и его жена это знает. Что делает простой ремесленник, проживая на улице Монткады? И чем больше насмехаются окружающие, тем больше Пуйг старается продемонстрировать свою силу, выбрасывая деньги на ветер. Что делал бы Грау Пуйг без денег?

— Ты хочешь сказать?..

— Я ничего не хочу сказать, но я бы тоже не стал сотрудничать с ним. И хотя твой хозяин исходит из других соображений, я думаю, что он поступает правильно.

С этого дня Гилльем напрягал слух, как только слышал какой-нибудь разговор, в котором упоминалось имя Грау Пуйга. Оказалось, что и на бирже, и в Морском консульстве, при сделках, покупке и продаже товаров, при обсуждении положения в коммерции о бароне говорили много, слишком много.

— Сын Пуйга Женйс, — начал он однажды, когда они с Арнау, покинув биржу, прогуливались по берегу и смотрели на море, спокойное и благодушное как никогда.

Арнау резко повернулся, услышав это имя, и Гилльем увидел, как в его глазах загорелся огонек.

— Женйс Пуйг был вынужден просить дешевый заем, — продолжил мавр, перехватив взгляд Арнау, — чтобы последовать за королем на Мальорку.

Хозяин ничего не сказал.

— Мне продолжать? — спросил Гилльем.

Арнау молчал, но в конце концов утвердительно кивнул головой. Его глаза были прищурены, а губы слегка сжаты.