Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии

Ему не хотелось оставлять кошелек под тюфяком, потому что баронесса могла донести на него, и тогда обвинили бы Жоана. Но теперь… Проклятый Грау! Проклятый кошелек!

— Ты это ищешь? — с ехидством спросил офицер.

Среди бастайшей поднялся шум.

— Это был не я, отче, — защищался Арнау.

Офицер рассмеялся, к нему сразу же присоединились солдаты.

— Рамон, это был не я. Я клянусь вам, — повторил Арнау, глядя бастайшу прямо в глаза.

— Тогда что ты делал здесь ночью? Откуда у тебя этот кошелек? Почему ты пытался бежать? Почему твое лицо вымазано грязью?

Арнау поднес руку к лицу. Грязь высохла.

Кошелек! Офицер все еще держал его перед глазами мальчика. А тем временем церковь наполнялась бастайшами , и те, что пришли раньше, рассказывали новоприбывшим о том, что произошло в часовне Святейшего. Арнау смотрел на раскачивающийся перед его лицом кошелек. Проклятый кошелек! После недолгой паузы он обратился к кюре.

— Здесь был какой-то человек, — сказал мальчик. — Я попытался задержать его, но не смог, потому что он был намного сильнее меня.

В крытой галерее снова раздался ехидный смешок офицера.

— Арнау, — настойчиво произнес отец Альберт, — отвечай на вопросы офицера.

— Не… не могу, — признался мальчик.

Услышав его ответ, офицер криво улыбнулся. Среди бастайшей прокатился глухой ропот. Отец Альберт хранил молчание, продолжая пристально смотреть на Арнау. Сколько раз он слышал эти слова? Сколько прихожан отказывались признаться в своих грехах? «Не могу, — говорили они ему со страхом в глазах, — если узнают…»

Нисколько не сомневаясь в том, что власти, узнав о воровстве, прелюбодеянии или святотатстве, могут арестовать грешника, кюре все же проявлял настойчивость и клялся, что сохранит все в тайне, пока сознание покаявшегося не откроется для Господа и для прощения.

— А мне расскажешь, если мы останемся наедине? — спросил он мальчика.

Арнау кивнул, и священник указал ему на часовню Святейшего.

— Подождите здесь, — спокойно произнес кюре, обращаясь к остальным.

— Речь идет о кассе бастайшей , — послышался из-за спин солдат чей-то голос. — Один бастайш должен присутствовать при вашем разговоре.

Отец Альберт согласился и посмотрел на Арнау.

— Рамон? — предложил он ему.

Мальчик снова кивнул, и все трое вошли в часовню. Там Арнау рассказал все, что накопилось в его душе. Он говорил о стремянном Томасе, о своем отце, о кошельке Грау, о поручении баронессы, о возвращении в дом Пэрэ, о казни и поджоге, о преследовании, о том, как он пытался задержать вора, и о своей безуспешной борьбе с ним. Он признался в своем страхе, который поселился в нем из-за кошелька Грау и поджоге тела своего отца.

Объяснение затянулось. Арнау не мог описать человека, который его ударил. Он сказал, что было слишком темно и ему лишь удалось разглядеть, что вор был высокого роста. В конце беседы кюре и бастайш переглянулись. Да, они поверили мальчику, но как доказать людям, которые уже роптали за дверями часовни, что это был не он?

Священник посмотрел на статую Святой Девы, перевел взгляд на взломанную кассу и покинул часовню.

— Я верю в то, что мальчик говорит правду, — объявил он небольшой толпе, которая ждала в крытой галерее. — Я верю, что он не грабил кассу. Более того, он пытался не допустить, чтобы ее ограбили.

Рамон, который вышел вслед за кюре, утвердительно кивнул головой.

— Тогда, — спросил офицер, — почему он не может ответить на мои вопросы?

— Нам известны причины, — твердо сказал Рамон. — И они достаточно убедительны. Если кто-то не верит мне, пусть выйдет вперед и скажет. — Он обвел взглядом своих товарищей: никто не проронил ни слова.

— А сейчас вот что, — начал кюре. — Где старшины нашей общины?

Трое бастайшей подошли к тому месту, где находился отец Альберт.

— У каждого из вас есть по ключу от кассы, не так ли? — Когда старшины подтвердили, кюре строго посмотрел на них и спросил: — Вы клянетесь, что эта касса открывалась только всеми вами вместе и в присутствии десяти членов общины, как того требует предписание?

Старшины поклялись вслух таким же торжественным тоном, каким их спрашивал кюре.

— Вы клянетесь, что последняя запись, сделанная в книге кассы, соответствует сумме денег, которая там была положена?

Трое старшин поклялись снова, и священник повернулся к офицеру:

— А вы, офицер, клянетесь, что это именно тот кошелек, который был у мальчика? Клянетесь, что его содержимое такое же, как и тогда, когда вы встретили Арнау?

— Вы оскорбляете достоинство офицера короля Альфонса! — возмутился тот.

— Вы клянетесь или не клянетесь? — закричал кюре.

Несколько бастайшей подошли к офицеру, молча требуя ответа.

— Клянусь.

— Хорошо, — продолжил отец Альберт. — Сейчас я пойду за кассовой книгой. Если этот мальчик — вор, содержимое кошелька должно быть таким же или большим, чем сумма, указанная в книге. Если в кошельке меньше монет, ему следует верить.

Бастайши одобрительно зашептались. Многие из них смотрели на Арнау; все они пили свежую воду из его бурдюка.

Отдав ключи от часовни Рамону, чтобы тот закрыл ее, отец Альберт отправился в свои комнаты за кассовой книгой, которая, согласно предписанию бастайшей , должна была находиться у третьего лица. Насколько он помнил, содержимое кассы не могло соответствовать количеству денег в злополучном кошельке, который Грау приготовил для начальника тюрьмы. Денег на кормление его заключенных тратилось гораздо меньше, чем их было в кассе. Этот факт послужил бы неопровержимым доказательством невиновности мальчугана. Подумав об этом, священник улыбнулся.

Пока отец Альберт искал книгу, чтобы затем вернуться в церковь Святой Марии, Рамон пошел в часовню и закрыл решетку на ключ. Неожиданно он заметил, как что-то блеснуло внутри нее. Не прикасаясь к предмету, который был им обнаружен, и никому ничего не сказав, он отправился к бастайшам , в ожидании кюре окружившим Арнау и солдат.

Рамон что-то шепнул троим из них, и они вместе вышли из церкви, стараясь, чтобы никто этого не заметил.

— Согласно кассовой книге, — заговорил отец Альберт, показывая ее троим старшинам, чтобы те подтвердили его слова, — в кассе было семьдесят четыре динеро и пять сольдо. Посчитайте то, что в кошельке, — добавил он, обращаясь к офицеру.

Прежде чем открыть кошелек, офицер покачал головой: там не могло быть семидесяти четырех динеро.

— Тринадцать динеро, — объявил он. — Но ведь у мальчишки мог быть сообщник, который забрал недостающую часть!

— А зачем этому сообщнику оставлять тринадцать динеро Арнау? — спросил один из грузчиков.