Владимир Возовиков - Поле Куликово

Нукеры смутились. Забытые, оставленные на произвол судьбы, не имеющие права на шаг отойти от юрты царевны, они не понимали до конца, что происходит. Видя их колебание, Хасан с еще большим жаром заговорил:

— Вы знаете меня, джигиты, — один я, без помощи моих воинов, мог бы проложить себе дорогу в эту юрту. Но, клянусь всесильным богом, я не хочу вашей крови. И пришел я не погубить царевну, а спасти. Слышите — русское войско облегает холм. Мамая больше нет, здесь власть русского государя, и я — его служебный князь. Вы честные воины, я знаю, и готов взять вас к себе на службу. Уберите мечи! Ради ваших матерей, которые, как и вы, наверное, брошены на волю судьбы, уберите мечи!

Воины разом отступили, вложили мечи в ножны, склонили головы, когда Хасан проходил в шатер, — этому человеку они готовы были служить теперь, когда Мамай так предательски бросил их. Нукерами обязаны дорожить даже великие ханы. Русские стояли в нерешительности, поглядывая на богатырей в алых халатах, которые, кажется, намеревались продолжать службу у этого шатра…

Хасану показалось — продолжается та безумная ночь, когда он впервые самовольно вошел в это святилище. Почти все было по-прежнему здесь, только не свеча, а вечерний луч, проникавший сквозь полосу прозрачного стекла, вшитого в шелк, освещал убранство юрты, да рабынь было несколько, одни жались по углам, другие к ложу царевны. Она лежала под тем же балдахином, укрытая легким шелковым одеялом, и смотрела на Хасана расширенными глазами. Как и тогда, он опустился на колени и прижался лицом к ее ногам. Нескоро подняв голову, он посмотрел в ее лицо и с трудом узнал. Оно было бледным, опавшим, только глаза те же, да губы пылали еще ярче.

— Я пришел служить тебе, царевна.

Она покачала головой:

— Я все слышала, — от звука ее голоса Хасан вздрогнул счастливо, хотя полушепот ее походил на плач. — Значит, Орда разбита… Я чуяла эту беду…

Рабыни слезно заголосили, она с досадой велела им замолчать, и они покорно затихли.

— Если ты правда русский князь и пришел за мной, я не гожусь в служанки. Видишь, не могу даже встать, чтобы поднести тебе чашу вина, как тогда…

Хасан понял, почему она в такой час на ложе, почему брошена отцом, он снова прижался лицом к ее ногам.

— Ты никогда не станешь ничьей служанкой, потому что ты — моя госпожа до конца дней. Мое княжество — твое княжество. Но если хочешь вернуться в Сарай, я сделаю это.

Девушка закусила губу, все так же покачивая головой, по бледным щекам ее текли слезы.

— Мне часто снилось, будто я стала русской княгиней. И вот как злая судьба наказала меня за то, что готова была принять чужую веру… Лучше бы я умерла от яда этой страшной гадины. У моих ног прекрасный князь, которого я однажды готова была полюбить простым нукером, и я не могу даже встать, чтобы поклониться ему за преданность. Лучше я умру…

Снова завыли в голос рабыни, Хасан выпрямился:

— Царевна!.. Нет, забудьте все ордынскую царевну! Ее нет больше! Княгиня Наиля, княжна Наиля — как хочешь зовись отныне. И, клянусь богом, ты будешь ходить!

Кусая губы и молча плача, девушка все так же отрицательно качала головой, но Хасан уже все решил за нее. Потому что услышал ее признание.

— Почему я раньше не знала, кто ты!

Хасан засмеялся:

— Это знали только три человека на всей земле. Боюсь, если бы узнал четвертый, мою голову Мамай велел бы давно насадить на кол.

— Ох! — девушка прижала руку ко рту. — Тот человек, на берегу, в клетке… Спаси его, он, наверное, жив, я велела кормить и поить его…

Ничего не спрашивая, Хасан вскочил, вышел из шатра. Нукеры снова склонили головы. Солнце ушло за холм, шум погони затих на другой стороне реки, откуда-то приближался многоголосый шум стада. Русские воины на холме терпеливо ждали Хасана.

— Следуй за мной! — бросил одному из «алых халатов». — Кто тут у вас в клетке?

Нукер молча пошел впереди, вывел Хасана на низкий откос, скрытый от холма кустами, остановился, шагнул в сторону. Хасан отпрянул: из железной клетки на него смотрел пустыми глазницами оскаленный бородатый череп. Что-то вдруг шевельнулось на его затылке, будто ощетинилась короткая рыжеватая шерсть, и волосы Хасана приподняли шлем.

— Что это?!

— Крысы, — угрюмо ответил нукер. — Они проели голову и поселились в ней. У них там еще много корма.

Ударом ноги Хасан отшвырнул клетку, крыса, пискнув, скрылась в своем страшном жилище.

— Кто? — Хасан едва сдерживал дрожь. — Кто придумал эту казнь?

— Повелитель Мамай.

— Нет больше такого повелителя. Нет! Запомни, нукер!

Он знал порядки в этом стане и догадался, что царевне стало известно от кого-то о казни; она, конечно, просила начальника стражи выбросить из клетки мерзких тварей, а закопанного кормить и поить, ее, конечно, успокоили и обманули.

— Ты знаешь этого человека?

— Нет. Его привезли воины Батарбека. Кто он, слышали телохранители Мамая, но они далеко.

— Слушай, нукер. Я возвращаюсь назад, ты же останешься и похоронишь его по русскому обычаю и крест поставишь. Молчи! Поставишь крест, потом скажешь мне. Да шевелись. Если русские увидят это, я не ручаюсь за жизнь татар, оставшихся в лагере и захваченных в бою. Воеводе скажу сам.

Не заходя в юрту царевны, Хасан оставил около нее трех своих воинов, не доверяясь «алым халатам», и медленно пошел на холм, подавленный тем, что увидел на берегу. Кто этот человек, ставший одной из тысяч жертв ненасытного владыки степей? Его теперь и брат родной не узнает. Кто бы он ни был, но если над могилой его зажжется небесное сияние, это будет не слишком большой наградой ему за принятые муки.

В желтый шатер Хасан вошел сам, надев шлем со стальным забралом и железные перчатки, но предосторожности оказались напрасными: ни сторожевой змеи, ни ящика, в котором жила она, в шатре не оказалось. Может быть, Мамай успел захватить свое сокровище, может быть, где-то похоронил его — эта тайна исчезла вместе с владыкой Орды. И снова Хасан содрогнулся, подумав, что Ула могла оказаться в походном шатре на Красном Холме. Как же он не подумал, присоединяясь к преследованию!.. Ведь кто-то первым войдет туда, ни о чем не подозревая… Или уже вошел… Вся радость Хасана померкла: следы ордынского владыки отравляли жизнь вокруг, и долго еще будут отравлять. Есть ли в русском войске умелые лекари? В Орде были настоящие чудотворцы, надо поискать — целителей и священников воины не трогают.

По всему левому берегу Красивой Мечи пылали огромные костры, возле них суетились люди, среди которых было множество полонянинов, получивших свободу, пастухи гнали крикливые стада овец, и всюду звенели протяжные русские песни. Из-за Красивой Мечи вброд переправлялись усталые отряды русских воинов, сопровождая захваченные в погоне кибитки, гоня новые стада и табуны. Остатки Орды рассеялись по степи, гнаться за ними дальше было бессмысленно. Скоро собраться вновь войско Мамая не могло. И все же вокруг лагеря на всех холмах уже стояли конные дозоры. За спиной Хасана воины оживленно вспоминали, кто как бился, и жесточайшая битва в их устах сейчас казалась веселой потехой.