Френк Слотер - Чудо пылающего креста

— Я не молод, и мне это будет не по плечу — так, что-ли?

— Да нет же, ради Бога! Ты в любой день можешь одолеть меня в кроссе по пересеченной местности, но я не вижу причины, почему тебе надо погибать…

— Ты что, намерен покончить жизнь самоубийством?

— Разумеется, нет.

— И я нет. — Даций улыбнулся. — Помню тот первый день, когда я увидел тебя в Никомедии. На твоем лице было то же самое выражение — человека, неуверенного в том, что случится, но твердо решившегося сделать все как надо, — Рука Дация мягко легла на плечо Константина. — Но будь осторожен, парень. Не допусти той же ошибки перед Галерием, какую ты сделал только что.

— Ошибки?

— Ты побожился, как это делают те, кто верит в христианского Бога.

Гоня лошадей, Константин с Дацием проделали путь до Никомедии за четыре дня. Главнокомандующий Лициний выглядел удивленным, когда они предстали перед ним.

— Я вижу, вы шли с хорошей скоростью, трибун, — похвалил он, — Как император Диоклетиан?

— Здоров и счастлив.

— А его капуста? — Лициний улыбнулся.

— Наливается. Никто в окрестностях Салон не осмеливается выращивать крупнее, чем у него.

— Можно мне осведомиться, командир, куда меня направляют?

— К персидской границе, в область правления цезаря Максимина Дайи. Полагаю, ты уже бывал в тех местах.

— Несколько лет назад, во время персидской войны.

— Тогда ты, без сомнения, знаешь территорию, прилегающую к Евфрату, и крепость Каллиник.

— Каллиник? — Это в разговор вмешался Даций, подстегнутый удивлением. — Когда я был там, Каллиником командовал центурион.

— Видите ли, и цезарь Максимин Дайя, и август Галерий считают, что этот пост теперь достаточно важен, чтобы было оправдано пребывание там трибуна, — объяснил Лициний. — А поскольку вы оба уже знакомы с охраняемым крепостью районом, это место показалось нам вполне подходящим для вашей службы.

Ловко придумано, решил Константин. Упрятав его на Востоке, Галерий избежит столкновения с Констанцием, неминуемым, если бы он просто устроил его казнь. Но не исключено и то, что Галерий в своем рвении переусердствовал. Всего лишь в нескольких днях пути к северо-востоку лежали провинция Армения и царство Тиридата — не только одного из могущественнейших независимых монархов империи, но и близкого друга Константина. И в нем жила уверенность, что если он попросит Тиридата вызволить его, заживо погребенного, из Каллиника, то даже Галерий вряд ли сможет отказать просьбе такого почитаемого монарха в том, чтобы его войскам назначили нового командующего.

— А ты, трибун, так же относишься к Каллинику, как и центурион? — Подозрительная нотка в голосе Лициния насторожила Константина: от него ожидают, что он запротестует, а это, возможно, окончится для него еще более скверным назначением.

— Я солдат империи, командир. Буду служить, где бы ни приказали.

— Я тоже, — добавил Даций.

— Когда нам выступать на новое место службы? — осведомился Константин.

— Если желаете, можете взять несколько дней увольнительных, — предложил Лициний. — Насколько мне известно, семья твоей матери живет где-то неподалеку?

— В Дрепануме, — подтвердил Константин. — Коли позволено, я поеду туда сегодня же вечером.

Хотя Константин находился в подавленном состоянии духа из-за этого назначения, которое должно лечь преградой в половину Римской империи между ним и Фаустой, его настроение резко поднялось при виде того, с каким восторгом его встречают мать и сынишка. Криспу было почти десять лет. Этот крепкий мальчуган мог уже метать легкие копья и дротики, излюбленное оружие иллирийцев. К верховой езде он пристрастился так же естественно, как научился ходить, когда Марий подарил ему пони. И вот теперь по утрам отец с сыном скакали по волнистым холмам у залива, и на какое-то время Константину удалось позабыть уготованное ему впереди унылое будущее. Но однажды, вернувшись домой после одной из таких скачек, он увидел Мария и по серьезному выражению лица своего дяди почувствовал, что назревают еще какие-то неприятности.

— А я собирался навестить тебя завтра, перед тем как мы с Дацием отправимся на Евфрат, — сказал Константин. — Что-нибудь случилось?

— Да. И достаточно серьезная вещь — настолько серьезная, что лучше будет сообщить тебе об этом здесь, а не в Никомедии, где могут подслушать шпионы Галерия. Сейчас даже собственным слугам нельзя уже доверять: Они уверены, что их ждет награда за доносы на своего хозяина.

— Не как на христианина — ты им никогда не был.

— Нет. Какое-то время люди доносили друг на друга за продажу из-под прилавка, но у Галерия хватило здравого смысла — и в этом я отдаю ему должное — не настаивать на соблюдении законов Диоклетиана о фиксированных жалованье и ценах и дать им спокойно умереть.

Это был катастрофический эксперимент; он ни к чему не привел — только создал армию воров и шпионов.

— А как насчет монет?

— Ходят слухи, что август снова добавляет в них неблагородный металл, но дела у него пока идут медленно, и народ еще верит в ценность римских денег.

— Значит, эксперимент, как ты это называешь, не стал полной неудачей?

— В этом отношении, возможно, и нет, — согласился Марий. — Но когда половину народа поощряют шпионить за остальными, вместо того чтобы трудиться, нужно выдумывать новые преступления, чтобы им было чем себя занять. Галерию это удалось: он издал эдикты, где туманно говорится о каких-то «преступлениях против государства». Они позволяют ему сажать в тюрьмы тех, у кого по счастливой случайности еще осталась кое-какая собственность. Но хватит об этом, — уже бодрым тоном добавил он. — К счастью, пока у твоего отца за Альпами стоит наготове превосходнейшая в империи армия, никто из семьи твоей матери, скорее всего, от него не пострадает. Собственно говоря, беспокоюсь-то я о тебе.

— Да что там может случиться со мной, на Востоке? Персы уже несколько лет ведут себя смирно.

— Ты туда не едешь.

— Откуда тебе известно?

— Не у одного Галерия есть шпионы — хотя не сносить мне головы, если он это сможет доказать. Когда ты уехал с Диоклетианом в Салоны, я написал Констанцию и предложил: пусть он попросит, чтобы тебя отправили в Галлию. Так вот, письмо с его просьбой пришло еще примерно месяц назад! Вот почему Галерий вызвал тебя так поспешно и задумал живьем похоронить на Евфрате.

— Ты хочешь сказать, что он осмелился наплевать на письмо отца?

— Скорее всего, он хотел притвориться, что получил его только после того, как преспокойно сплавил тебя на Восток. И это могло бы сойти ему с рук, если бы прошлым вечером не пришло второе письмо от Констанция с категоричным требованием, чтобы тебя немедленно отправили в Галлию, так что даже Галерий не может уклониться от этого.