Френк Слотер - Чудо пылающего креста

— Я пришел к тому же заключению, — согласился Адриан.

— Как ты считаешь, много еще людей в Риме вовлечено в этот заговор?

— Не могу сказать, доминус, — отвечал купец. — Об этом я узнал только случайно, потому что умница Камиан обнаружил свитки после того, как капитан галеры пытался выбросить их за борт во время бедствия.

— Твой племянник лично от меня получит и похвалу, и щедрое вознаграждение, — пообещал Константин и повернулся к Дацию: — Немедленно пошли в Рим надежного на твой взгляд трибуна с сотней солдат. Вели им арестовать Бассиана и привезти его сюда, ко мне. А тем временем я хочу, чтобы ты сейчас же отправился в Треверы, собрал там армию и двинулся через северные перевалы на Сирмий.

— Может, мне вступить на территорию Лициния? — предложил Даций.

— Не надо, пока я не дам знать, но будь в полной готовности на границе. — Константин поднял руки и беспомощно уронил их в жесте бессильного отчаяния. — Почему я снова должен воевать, когда столько хорошего можно было бы сделать для всех — лишь бы мне не мешали и дали спокойно править?

— Не будет никакого покоя, доминус, пока не будет уничтожен император Лициний и ты один не станешь во главе империи, — сказал Адриан. — У него амбициозный приступ властолюбия — та же болезнь, что погубила всех Других.

— Я старался облегчить участь народа, а не сколачивать огромную армию, чтобы навязывать всем свою волю. Поэтому это будет долгая борьба с большим перевесом на стороне противника, — задумчиво сказал Константин. — Смотри, чтобы в походе лабарум всегда несли впереди.

Старый воин согласно кивнул головой и добавил:

— Я все-таки принесу еще жертвы и Юпитеру с Аполлоном. Нам нужно покровительство всех Богов, которых мы способны убедить прийти к нам на помощь.

Спустя две недели Бассиан в цепях предстал перед Константином в Медиолане. Этот неожиданный арест вызвал в Риме суматоху, и, стремясь спасти свою шкуру, десятки доносчиков явились к Адриану, указывая на других участников заговора с целью убийства Константина и захвата власти над префектурой Италии и Рима в пользу Лициния, который стал бы тогда единственным императором, с Бассианом в качестве его помощника. С высоты своего трона Константин взглянул на преступника, словно это был червяк, которого он собирался раздавить каблуком. Зал для аудиенций оказался заполнен придворной знатью, включая личного управляющего Константина, ибо он хотел, чтобы судьба Бассиана стала уроком для всех.

— Зачитай письма, — приказал он секретарю, избегая прямого обращения к преступнику.

Секретарь развернул свитки, все еще носящие следы восковых печатей Лициния, и стал читать. Письма, хоть и короткие, полностью доказывали вину заключенного и брата его Сенециона, заключавшуюся в разработке плана захвата власти и подкупа армии, как это много раз делалось и раньше, с помощью золота, предоставляемого Лицинием.

— Я принял тебя в свою семью, Бассиан, и сделал тебя цезарем, вторым по рангу после меня самого, — сказал Константин, когда чтение писем закончилось. — Так почему же ты предал меня?

— Империей должны управлять те, чья кровь дает им на это право — сенат и знатные люди. — На тонких губах Бассиана играла легкая усмешка, голос его звучал гордо, даже надменно. — А ты уже и так засорил сенат лицами всех сословий, простолюдинами, не имеющими никаких данных для работы на высоком посту. Я желаю сохранить Рим как столицу империи и власть в руках тех, кому она принадлежит, — мужам, чье благородное происхождение больше всего дает право руководить государством.

— И больше тебе нечего сказать в оправдание своего предательства?

— Не тебе я служу, а Риму. Какое же в этом преступление?

— А вот какое: ты решил, что для государства всегда лучше всего то, что подходит твоим личным интересам, — сурово сказал Константин. — Император Диоклетиан мог бы сохранить власть и славу, принадлежащие единственному августу, однако он предпочел поделиться ими, потому что считал, что империей легче управлять из нескольких столиц. При нем римские границы раздвинулись от реки Тигр в Персии и за пределы Стены Антонина в Британии — и это доказывало его правоту. Величие правителя измеряется не гордостью, Бассиан, или жаждой власти, а состраданием к подданным и желанием облегчить долю народа. Нельзя освободить людей, выковав золотые цепи; плебеи самого низкого сословия гораздо свободнее тебя, фактически скованного узами властолюбия. — Константин кивнул сидящему рядом секретарю. — Занеси в протокол, что заключенный Бассиан приговаривается к обезглавливанию…

— Но ты не имеешь права! — запротестовал Бассиан. — Император Лициний…

— Здесь правлю я, а не Лициний! — обрезал его Константин. — Твой приговор — смерть.

— Тогда дай мне выбрать…

— У предателя выбора нет. Только из уважения к моей сестре я не буду приказывать, чтобы твою голову носили по всей Италии, как голову Максенция по Африке.

Бассиана, бессвязно лепечущего о пощаде, уволокли прочь. Константин повернулся к двери, ведущей в личный его кабинет, и приказал стоящему там охраннику послать за епископом Хосием, а сам встал у окна и долго и глубоко вдыхал свежий воздух.

— Ты нездоров, август? — обеспокоенно спросил вошедший священник.

— Тошно мне, да так, что и телу невмоготу. — Константин повернулся лицом к церковнику. — Помню это ощущение, когда однажды я шел по лесу и на меня вдруг напала ядовитая змея. Меня охватила такая ярость, что я забил эту змею до смерти, сам не соображая, что делаю, но после этого я так ослабел от рвоты, что пришлось посидеть на бревне, пока вернулись силы, чтобы идти дальше.

— Да, между предателем и змеей есть что-то схожее, — согласился Хосий. — Как ты сейчас, в порядке?

— Да. Я послал за тобой, чтобы спросить вот о чем: как бы Христос обошелся с таким человеком, как Бассиан?

— Мы верим, что Господь научил нас воле Всевышнего, когда проповедовал с горы в Галилее. Он сказал: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас».

— Простил бы Христос Бассиана, зная, что он бы только снова попустительствовал злу?

— Иисус являлся также и человеком, август, — отвечал Хосий. — Как-то утром, когда он, проголодавшись, шел в Иерусалим, ему по дороге попалась смоковница. Обычно плоды на этом дереве появляются до появления листьев, а поскольку все дерево оказалось покрыто листвой, плоды должны были бы уже поспеть, но оно оказалось бесплодным. Учитель проклял тогда эту смоковницу, и больше она никогда не плодоносила.

— Тогда человек, которого вы почитаете за Бога, был не более последователен, чем обычный смертный. Он учил нас прощать тех, кто ошибается, однако проклял дерево, не давшее плодов.