Михаил Ишков - Коммод. Шаг в бездну

А потом казнил.

Обоих.

В том и состоит сладость власти, что вставший на ее верхнюю ступеньку всегда может облечь самые дикие свои желания в красивую упаковку продуманных политических решений. Кто посмеет потребовать у него отчет? Это преимущество перевешивало все сопутствующие власти беды и тяготы.

Мечты таяли с предрассветными сумерками. Наступал день, и Тигидий вновь тянул лямку, выслушивал похвальбы Фуфидия, пил вино с императорским квестором, страшно боявшимся наместника и с той же страстью завидовавшим ему. Разомлев от дармового вина, квестор жаловался Тигидию на крохи, достававшиеся ему от объявленных наместником «литургий», то есть официально разрешенных поборов на строительство гражданских сооружений и на содержание армии. По словам квестора, Фуфидий не брезговал вымогательствами и неправыми судебными решениями. Но самым дерзким посягательством на прерогативы верховной власти можно считать требование Фуфидия вносить себя в наследники богатых состояний.

— На это не каждый цезарь отваживался, — жаловался квестор, — а тут на тебе! Какой‑то жалкий всадник, а туда же. Провинция дальняя, по сравнению с другими частями Галлии откровенное захолустье, вот Фуфидий и не стесняется.

— Ты сообщил бы куда следует, — предложил Переннис.

— С ума сошел, префект. У Фуфидия в Риме все схвачено, каждый вольноотпущенник в канцелярии императора имеет свою долю. Меня даже не выслушают, пришибут и точка.

— И много наш Фуфидий нахватал? — поинтересовался Тигидий.

Квестор икнул и приложил палец к губам. Потом усмехнулся.

— За восемь‑то лет? Немерено. Миллионы.

Между тем дело о поимке опасного преступника Виктора Матерна продвигалось ни шатко, ни валко, пока охотник не ограбил виллу одного из самых богатых землевладельцев провинции, приходившегося наместнику тестем. Фуфидий сразу вспомнил о Тигидии и начал изводить его угрозами сообщить в Рим о нерадении и постыдном слабоволии префекта, присланного для наведения порядка в Аквитании.

Это уже было серьезно. Тигидий испугался. Вида как обычно не показал, но про себя возопил — не допустите, боги, позорного изгнания со службы. На следующий день его верный человек, декурион Теренций, распустил слух, что Кокцея, сестра Виктора, осталась жива. Из Паннонии, мол, прибыл верный человек, подтвердивший эту новость и сообщивший подробности. Люди Матерна вышли на Теренция. Договорились о встрече и, когда Виктор явился на встречу, его пленили и препроводили в лагерный карцер для проведения дознания. На следующий день наместник потребовал перевести преступника в городскую тюрьму. О причине такого грубого нарушения прав военного трибунала, квестор осторожно намекнул, может, Фуфидий пытается создать впечатление о личном участии в поимке разбойника? Или надеется выколотить из Виктора признание, где разбойники прячут сокровища?

Переннису, в общем, было безразлично, где власти будут держать преступника. Больших почестей за голову какого‑то дезертира и бандита, которых по всем провинциям было полным — полно, ожидать не приходилось. На всякий случай он лично осмотрел городскую тюрьму. Здание было ветхое, для содержания преступников не приспособленное. В те времена сроков не давали, а тюрьмы являлись всего лишь местом ожидания казни. О своих соображениях Тигидий докладывать наместнику не стал — пусть сам разбирается.

На третий после поимки Матерна день в Бурдигалу прибыл императорский гонец из преторианских сингуляриев с приказом префекту Тигидию Переннису явиться в Рим. Это распоряжение наделало немало шума в столице провинции. Цель вызова не сообщалась, и на вопрос Фуфидия курьер пожал плечами и сказал, что ему об этом ничего не известно. Вручили пакет и приказали — скачи. Он поскакал, остальное его не касается. Фуфидий Руф после недолгого размышления решил, что за Переннисом открылись какие‑то старые грешки, тяжесть которых оказалась повесомей, чем нерадение в борьбе с разбойниками, поэтому аудиенцию опальному префекту сократил до нескольких минут, а также постарался урезать сумму, полагающуюся префекту на проезд.

Если бы Фуфидий знал, какую весточку принес курьер Тигидию, знакомому ему еще по Виндобоне! Оставшись один на один, сингулярий тихо выговорил.

— Запомни меня, Тигидий. Я мог бы умолчать о том, что просил передать тебе Эмилий Лет.

Префект сумел унять охвативший его страх, потом сообразил — раз просит запомнить, значит, его вызывают в столицу не на расправу. Следом заставил себя придавить и неожиданно нахлынувшую радость. Молчи, не спугни удачу. Он мрачно и равнодушно спросил.

— Запомню. Короче…

— Лет просил предупредить. Он, — курьер ткнул указательным пальцем в потолок, — метит тебя в преторий на высокую должность.

— Пятого или шестого трибуна?

Курьер отрицательно покачал головой.

— Третьего? Второго?.. Первого?!

Опять отрицательное покачивание.

Глаза у Перенниса расширились, у него перехватило дыханье. Он изумленно поглядел на сингулярия.

— Командира легиона?

Тот утвердительно кивнул, потом торопливо добавил.

— А то и выше.

Переннис невольно сглотнул, однако быстро взял себя в руки.

— Не врешь?

— Клянусь Янусом! Хотя Лет и добавил, что окончательное решение еще не принято…

Курьер испытал внутреннее сомнение — стоит ли продолжать? Переннис для храбрости положил ему руку на плечо, привлек поближе.

— Говори.

— В дополнение к Лету… Мне приходилось ездить за опальными. Здесь не тот случай. Скорее, наоборот, — он многозначительно покивал.

— Что еще просил передать Лет?

— Сказал, чтобы ты не порол горячку и не торопился. Пусть все идет своим путем.

— Понятно. Никому ни слова, приятель. Я в долгу не останусь.

— Буду надеяться. Хотя те, кто взлетал на самую высокую ветку, сразу забывал о тех, кто копошится в траве.

— Я не из таких. Мне понадобятся верные, умеющие держать язык за зубами товарищи. Когда отправляешься обратно?

— Завтра утром.

— Тогда прошу сегодня на прощальную вечеринку.

— Стоит ли? — усомнился сингулярий. — Я приехал и уехал, а ты сам разбирайся.

— Ты к тому же умен и не падок на сомнительные развлечения.

— Потому и держусь в гвардии.

Оставшись один, Тигидий с трудом унял забившееся сердце. Весь день командовал, отдавал распоряжения, устроил смотр всадникам, вводил в курс дела своего помощника Теренция. И заодно прикидывал, как обезопасить себя со стороны Фуфидия и тех его покровителей в Риме, которые вполне способны подставить ему ногу. В шестом часу,* (сноска: двенадцать часов. Отсчет времени в Риме начинался с шести часов утра) приказал домашним рабам приготовить припасы для прощальной вечеринки, а также отнести приглашения наместнику, городскому префекту, квестору — всей чиновничьей знати Бурдигалы. Денег на отвальную не пожалел — верны ли сведения, доставленные сингулярием, или нет, жадничать в любом случае бессмысленно.