Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3

Соскочив с кровати, она привычными движениями натянула трико и штанишки. Мальчишеская прическа была в порядке; правда, ее подновляли каждый день. Она накинула поверх мужской сорочки белый мушкетерский плащ и надела белую шляпу с широкими полями, чтобы защитить глаза от солнца. Перчатками она решила пренебречь.

Вильбуа, Лианкар и Гроненальдо составили ее свиту. Эльвира отчего-то не захотела ехать. Всадники выехали за ворота и повернули в поля. Не было ни ветерка. Пряно пахло сеном. Жанна молчала, опустив голову, молчали и господа.

— Посмотрите-ка, что это, — вдруг вполголоса сказал Лианкар. — Видите, ваше сиятельство?

— Да, странно, — отозвался Вильбуа. — Похож на дворянина…

— У него мушкетерские штаны! — воскликнул Гроненальдо.

Жанна подняла голову и увидела далеко впереди группу работающих крестьян. С ними вместе работал человек в белой рубашке и красных штанах, резко выделявшихся среди выцветших крестьянских одежд. В самом деле, на крестьянина он не походил.

— Красные штаны, — сказал Лианкар, — значит, это лейтенант Бразе. Судя по отзывам о нем, только он способен на такое.

Опять лейтенант Бразе! У Жанны забилось сердце. Она сказала:

— Подъедем ближе и удостоверимся.

Они пустили коней вскачь. Заметив их, крестьяне оставили работу и поклонились до земли. Человек в красных штанах был действительно мушкетер и действительно лейтенант Бразе При нем не было ни шляпы, ни шпаги, он не мог сделать военного приветствия; поэтому он поклонился до земли, как и все.

— Поезжайте, господа, я догоню вас, — сказала Жанна, делая мушкетеру знак подойти поближе.

Господа отъехали. Лейтенант Бразе подошел к королеве и встал навытяжку. Он был смертельно бледен.

— Вы на отдыхе, лейтенант? — спросила она.

— Так точно, Ваше Величество. В карауле лейтенант Алан.

Он смотрел ей в глаза прямо и честно, как и полагается слуге смотреть на господина. Ибо Жанна была для него самым высоким и самым главным господином, сюзереном, только что не Господом Богом; для него она отнюдь не была девушкой неполных девятнадцати лет, свежей и хорошенькой. Она сообразила, что он напряжен, как струна. Офицер личной стражи Ее Величества… вместе с чернью, с мужичьем… Скандал… Надо было поскорее дать ему понять, что никакого скандала нет.

— Лейтенант Бразе, — быстро сказала она, — вас тут никто не видел… кроме меня, конечно… а я склонна оправдать вас…

— Благодарю, Ваше Величество.

Он сказал это с великолепным достоинством. Жанна рассматривала его с каким-то новым для нее чувством, которое трудно было определить. Интерес? — не то чтобы… Удовольствие — возможно… Ей приятно было смотреть на него, на его лицо, на его спутанные короткие волосы, на его сильную, влажную от работы грудь, видную в распахе рубашки. Она даже забыла, что он живой человек, которому нелегко выдержать такой взгляд, тем более когда смотрит королева, а отнюдь не девушка неполных девятнадцати лет, свежая и хорошенькая.

Наконец она заметила его намертво стиснутые зубы и отвела свой взгляд.

— Простите меня, лейтенант Бразе, я задумалась, — все так же быстро сказала она — Очень редкое это зрелище, дворянин за крестьянским трудом.

— Ваше Величество, — сказал он, — мой отец учил меня только труд делает человека истинно благородным.

— Ваш отец жив?

— Нет, Ваше Величество, он умер.

— Ваш отец был подлинный гуманист. Я рада видеть, что и вы, лейтенант Бразе, также гуманист, поскольку вы следуете его заветам. Это нравится мне. Вот. — Она протянула ему горячую влажную руку. — Нет, нет, не целуйте ее, как слуга… пожмите ее, как друг и единомышленник… сильнее… вот так. Спасибо вам, лейтенант Бразе, и до свиданья!

Она хлестнула своего белого и помчалась во весь дух, чувствуя, как пылают щеки под широкими полями шляпы, унося в своей руке его крепкое пожатие.

Лейтенант Бразе стоял столбом и смотрел ей вслед, постепенно осознавая, что он последний болван… Кожа его ладони горела от прикосновения к нежной ручке девочки-королевы. Она была совсем рядом, и он смотрел ей в глаза, только в глаза, но глаз ее он совершенно не помнил, перед его глазами был ее темно-розовый рот. Губы шевелились, они произносили какие-то слова, но он не помнил ни слова.

Крестьяне наконец осмелились приблизиться к нему:

_ Сударь, что вам сказала королева?

Лейтенант Бразе пришел в себя, посмотрел на них.

— Ничего плохого, ребята, — сказал он. — Она сказала, что ей нравится это…

Август был на исходе, ленивый и томный. Замковый парк, сады, леса и поля благоухали из последних сил. Это был прощальный, самый полный расцвет насыщенной, созревшей природы, в котором проскальзывали уже первые приметы увядания. Люди ходили, как пьяные, от этого воздуха, от преследовавшего их повсюду аромата спелых плодов.

В этом воздухе присутствовал еще некий тревожный флюид — его распространяла хозяйка замка. Она ни в малой мере не походила на спелый плод; скорее это был плод еще недоспелый, но, может быть, именно от этого великолепные мужчины замирали, как один, при виде этой девочки с бездонными голубыми глазами и нецелованным ртом. Раз в день Жанна непременно одевалась в мальчишеский костюм — для того, чтобы прокатиться верхом, но также и для того, чтобы пройтись по галерее сквозь строй своих придворных. Она шла, помахивая хлыстиком, покачивая бедрами (Бог знает кто научил ее этой походке), и сама ощущала какую-то противоестественную сладость от этих взглядов, которыми встречали и провожали ее мужчины. Они смотрели на мальчика, а видели девические формы под мальчишеским костюмом, и она чувствовала, что они видят именно это. Словно сквозь облака райского фимиама, проходила она под этими взглядами, и за ней следовал Лианкар.

Все они старались быть неотразимыми, даже шеф телогреев, престарелый граф Крион, но Лианкар старался сильнее всех. Он сочинял изящные пустенькие стишки и докучал ими ей. Кто знает, если бы ее наставник не воспитывал ее на стихах Аларкона, Ронсара и Шекспира, если бы она не знала стихов Ланьеля — возможно, ее и приводили бы в восторг мадригалы герцога Марвы; но она знала стихи получше этих, и потому рифмованные вздохи ее ангела-хранителя совсем не трогали ее. Ухаживания Лианкара она принимала как естественную дань, порой даже чрезмерную; они отнюдь не были ей неприятны, но не будили в ней ответной искры.

За всем тем дела государственные стоять не могли. Усиленно готовился итальянский поход. Фригийский язык Рифольяра понадобился очень скоро: его послали со специальной миссией в Атен — объяснить мотивы войны за Геную и попытаться склонить общественное мнение Фригии на сторону юной королевы. Несколько дней подряд Жанна совещалась с Вильбуа, Лианкаром и Гроненальдо о том, кто возглавит армию. Наконец стало ясно, что эту наиважнейшую кампанию должен провести лучший из лучших, не столько полководец, сколько дипломат — Карл Вильбуа, принц Отенский. Жанне было страшновато расставаться с ним, но ее убедили в том, что это необходимо и, значит, хорошо. Теперь ему следовало выехать в Толет, чтобы привести в порядок все дела своего министерства, которое он должен был оставить на попечение Гроненальдо, но Жанна заявила, что не отпустит его от себя. Она послала в Толет самого Гроненальдо и Лианкара, а Вильбуа остался с ней в замке.