Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3

Заметив дона Родриго в дверях, он встал и снял колпак.

— Доброго утра, синьор. Как вам спалось?

Из всех иностранцев ему больше всего понравился этот, молчаливый серьезный юноша с тепло мерцающими глазами, и он не скрывал своей симпатии.

— Благодарю вас, превосходно, — отвечал дон Родриго, порываясь войти в кухню, но Хиглом не пустил его:

— Нет, не в этот чадный застенок… Сюда, прошу вас.

Смежная с кухней комната была посудная, уставленная по стенам полками и закрытыми шкафами с оловом, фаянсом, серебром. Посреди плиточного пола стоял длинный, ничем не покрытый стол и длинные скамьи.

— Вот здесь хорошо, — сказал Хиглом. — Садитесь, я сейчас познакомлю вас с моей кухней…

— Благодарю, но я не хочу есть…

— Но вы и не будете есть, мой юный друг. В мои планы не входит накормить вас раньше времени, я сказал: познакомлю… Соблаговолите подождать…

Он быстро вышел. Дон Родриго сидел, опершись на локоть; неопределенная улыбка оживляла его лицо. Вчера вечером они поужинали наспех, но были превосходные вина, и скоро пантагрюэлисты и иностранцы сделались совсем добрыми друзьями. Граф ди Лафен спросил, как господа иностранцы желают расположиться на ночь, не угодно ли им лечь вместе. «О нет, — закричал дон Алонсо, — нет, я предпочитаю синьора ди Сивласа, мы так давно не видались, и нам надо много о чем поговорить наедине!» Месье Антуан высказался примерно так же в отношении лейтенанта Бразе. «А вы, синьор де Эспиноса, остаетесь в одиночестве?» — сказал граф. — «Это как нельзя более совпадает с моими склонностями, синьор, — ответил дон Родриго, — я привык спать один…» — «Хорошо, вы займете северную комнату наверху, — сказал граф, — я пришлю вам лакеев…» — «Лакеев? — воскликнул месье Антуан. — Дону Родриго нужна служанка, une demoiselle [70] Барышня, девушка (фр.). …» — Дон Родриго вспыхнул, словно мак. — «Боюсь, что вы плохо знаете меня, месье, — сказал он. — Я обойдусь услугами лакеев: мне надо будет умыться и почистить платье. Вам известно, что я одеваюсь без помощи слуг». Все уже думали, что произойдет ссора, но месье Антуан отчего-то сам покраснел и попросил прошения у дона Родриго, что тот принял спокойно.

Появился Великий Кулинар; мальчишка-поваренок тащил за ним поднос.

— Синьор, позвольте мне сделать выбор за вас…

Он снял с подноса и поставил перед доном Родриго несколько тарелочек с различными салатами.

— Я должен съесть это один?

— Речь идет не о еде, синьор, это проба… Пожалуй, и мне надо попробовать. — Хиглом налил воды испанцу и себе. — Вот холодная ключевая вода. Пробу не запивают вином, ибо вино так или иначе перебивает вкус. Так утверждают древние кулинары, а уж они-то понимали толк в жизни…

Дон Родриго стал из вежливости пробовать, но увлекся и незаметно для себя очистил три тарелочки.

— Вкусно необыкновенно. Как вы этого добиваетесь, синьор?

— Кулинарная наука, — отвечал Хиглом, попивая воду, — гласит, что всякое вкусовое ощущение есть некоторая сумма элементов, число коих ограничено. Основных элементов суть четыре: горькое, соленое, кислое, сладкое… Простите, вам это не скучно?

— Напротив, я слушаю вас с большим удовольствием.

Пока Великий Кулинар разъяснял дону Родриго значения элементов, кои составили вкусовые ощущения только что съеденных салатов, в посудной появились месье Антуан, Атабас и лейтенант Бразе.

— Взгляните, господа! — воскликнул месье Антуан. — Пока мы наверху помираем с голоду, кое-кто внизу не теряет времени…

— И Господь Бог любит ранних пташек, — сказал Хиглом. — А сейчас уже половина восьмого…

— Но Гаргантюа, отец великого Пантагрюэля, спал до восьми, и после этого его неплохо кормили, — не остался в долгу Атабас.

— Обед, во всяком случае, будет в полдень, — заявил Великий Кулинар.

Обед немного запоздал, но никто не проявлял нетерпения. Пока Хиглом командовал на кухне и в столовой, кавалер ди Сивлас, Великий хранитель тоги, собрал пантагрюэлистов в зале, чтобы посмотреть, как они одеты.

Требования Великого хранителя тоги были известны: свободное следование последней столичной моде, но без преувеличений, переходящих в нелепость, а паче без ненужного украшательства, ибо оно присуще лишь попугаям в человеческом облике, коим никаких других радостей не остается. Сам кавалер ди Сивлас был великолепен в своем глубоко-коричневом костюме с откидными рукавами, подбитыми красноватым атласом. Единственным украшением служил ему ослепительно белый воротник с богатым кружевом. Весь этот ансамбль отлично гармонировал с его каштановыми волосами и карими глазами.

— Помните, господа, — говорил он, похаживая внутри круга, которым стояли пантагрюэлисты, — костюм человека должен побуждать смотреть ему в лицо, в глаза, он не должен оттягивать на себя внимание какими-либо прошвами, прорезами, пуговицами et cetera. Такие костюмы предпочитают вельмо… мм… виноват, некоторые люди, которые заинтересованы в том, чтобы в лицо им не смотрели, ибо если там и есть что прочесть, то вовсе не говорящее в пользу обладателя лица. Нам это не страшно, пусть смотрят нам в лицо, и поэтому главное, что я хочу видеть в ваших костюмах, — это простота и еще раз простота. Лишь простота подлинно благородна… Гм, о вашем костюме этого не скажешь, маркиз. Что это за рукав, зачем вам эти банты, а это?.. Слишком много мелочей, разбивающих картину… Ах, у вас есть другой костюм? Я это почему-то предчувствовал. Если вы согласны надеть его, прошу вас. Граф, я хвалю ваш жемчужно-серый камзол, на нем очень красиво смотрится ваша серебряная председательская цепь… Алеандро, в белом вы неотразимы… Вы замечаете, как идет вам белое… Франк, вы также нравитесь мне… Веррене, как всегда, благообразен… Господа иностранцы, надеюсь, снимут свои плащи и оружие, я буду им очень признателен… А что это за призрак? — остановился он перед Атабасом, словно впервые увидел его.

Студент был в том же виде, что и вчера: в старом бархатном берете с наушниками, торчащими во все стороны, и хламиде, висящей вертикальными складками до полу, не очень чистой и не очень целой.

— Сударь, я жду ваших объяснений, — сказал Сивлас.

— Сударь, вам известно мое воззрение на одежду, — заявил Атабас, нимало не смущаясь. — Я принципиальный противник изящной оправы; но, если это может несколько примирить нас, я готов украсить свою петлицу красным тюльпаном. — И он вынул цветок из рукава.

Кавалер ди Сивлас отошел на несколько шагов и, склонив голову, задумчиво осмотрел всех.

— Нет, лучше желтым, — сказал он.

Дверь в столовую распахнулась, и появился Хиглом в торжественном белом костюме.

— Стол готов! — провозгласил он.

Готово было действительно все, вплоть до коньяка, разлитого по рюмкам. Иностранцы, рассевшись как придется (впрочем, месье Антуан очутился между доном Родриго и лейтенантом Бразе, а дон Алонсо — рядом с Сивласом), ожидали, какими церемониями будет сопровождаться обед. Собственно, это ведь был не обед, а собрание общества; должно же собрание иметь какую-то процедуру.