Наталья Павлищева - Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг

А потом из Трабзона и Амасьи стали приходить странные вести: Джихангир почти не жил в своем Трабзоне, он у брата в Амасье. Радоваться бы внезапно возникшей приязни, а Сулейман забеспокоился.

– Что он там делает столько времени?

Советники слали сообщения, стараясь смягчить формулировки, им это удавалось, но сквозь витиеватые фразы все явственней проступало: шехзаде Джихангир в Амасье пристрастился к дурману, он все время находится в наркотическом забытьи, разговаривать с принцем бесполезно. Шехзаде Мустафа, желая облегчить страдания младшего брата, дает ему опиумное средство…

Султан разъярился:

– Облегчить страдания?! Да он доказывает, что братья ни на что не способны!

Последовал приказ:

– Шехзаде Джихангира в Халеб немедленно! Если сам ехать не в состоянии, привезти, завернутым в ковер. Любого, кто даст принцу хоть каплю опиума, посажу на кол! Джихангир в походе участвовать не будет, пусть в Халебе приходит в себя.

А потом от Рустем-паши, бывшего сераскером похода (Роксолане удалось убедить Сулеймана не отправляться на персидского шаха Тахмаспа самому, нога болела все сильней), стали приходить плохие вести. После одного из посланий Сулейман вдруг собрался в армию сам, на расспросы отвечал коротко:

– Мне нужно быть в Аксарае самому, самому во всем разобраться.

В чем именно, не говорил, ничего обсуждать не желал. Роксолана видела перед собой настоящего правителя: сильного, уверенного, в чем-то безжалостного. Понимала, что не стоит спрашивать, Повелитель что-то должен решить сам, это никакому обсуждению не подлежало.

Султан Сулейман поспешно отбыл в армию в Аксарай. Вот тогда Роксолана и позвала иудейку Эстер.

Целуя Роксолану в лоб при скомканном, поспешном прощании, Сулейман зачем-то произнес:

– Не бойся, руководить Диваном я вызвал зятя…

Она даже ахнуть мысленно не успела: неужели Рустем-паша будет в Стамбуле?! Вторая половина фразы все поставила на свои места:

– …Кара-Ахмед-пашу.

Худший подарок Сулейман мог сделать, только поставив во главе гарема супругу Кара-Ахмед-паши свою сестру Фатьму Султан. Тогда точно можно бы самой пить смертельную дозу опиума.

– Во главе гарема ты.

Мысленно горько усмехнулась: и на том спасибо.

И поразилась тому, что подумала… по-русски, на своем родном языке! В турецком множество пословиц и поговорок, очень точных, верных, на все случаи жизни, и Роксолана с удовольствием находила соответствие между ними и теми, что слышала в детстве. Но прошло слишком много лет, чтобы не отучиться думать на русском, большую часть жизни она прожила в гареме…

Говорят, родной язык тот, на котором человек думает, значит, не забыты корни?

Эта мысль настолько заняла Роксолану, что она сама смазала прощание с Сулейманом, а когда уехал, корила себя за это так, что хоть садись на коня и догоняй!

Плохо, ах, как плохо они расстались, такого никогда не бывало. Сердце сжималось от дурных предчувствий, султан немолод, ему шестидесятый год, все сильней болит раненая в молодости на охоте нога (вепрь постарался), беспокоит, замирая сердце… Сулейман всегда был бледен до синевы, а теперь и вовсе кровиночки на лице не видно.

В порыве почти отчаянья села к столику с письменными принадлежностями, взяла в руки калам. На лист бумаги легли строчки:

Она не подозревала, что худшие беды еще впереди, вернее, сердце что-то предчувствовало, потому сжималось при одной мысли, что ее любимые мужчины далеко и в опасности. Рядом только дочь Михримах – единственная опора и поддержка, ее второе «я», не просто кровь от крови и плоть от плоти, это часть души. Без поддержки Михримах было бы совсем трудно.

В Стамбул прибыл Кара-Ахмед-паша, спешно вызванный султаном из Румелии. Это объяснений не требовало: Кара-Ахмед-паше предстояло замещать падишаха и Великого визиря на заседаниях Дивана во время похода. Роксолану мало волновали заседания Дивана, она даже в заветную комнату послушать тайком ходила редко, заранее знала, что именно скажут паши. К тому же почти все они в походе, зачем Сулейману понадобился Кара-Ахмед?

И присутствие неприятного ей паши тоже можно вытерпеть, но вместе с Кара-Ахмедом прибыла его супруга – сестра самого Сулеймана Фатьма-Султан. Пожалуй, меньше Роксолана жаждала видеть только Махидевран, мать шехзаде Мустафы и свою многолетнюю соперницу. Султанские сестры терпеть не могли Роксолану, считая ее выскочкой. Рабыня на троне! Может для Сулеймана она и хороша в постели, но не сажать же ради этого роксоланку рядом с собой на престол. Достаточно с нее быть просто кадиной, даже Хасеки, но жениться на рабыне – это уж слишком.

Больше всего султанских сестер бесило, что они, рожденные в гареме женщиной, в свою очередь рожденной в гареме, то есть кровь от крови избранных, вынуждены склонять голову перед султаншей-рабыней! Будь Хуррем просто кадиной, сама кланялась бы, но она кадина-эфенди, то есть законная супруга Повелителя, потому кланяться нужно ей.

Нежелание султанских сестер преклонять головы перед бывшей рабыней освобождало Роксолану от неприятной необходимости видеть их часто. Хотя Шах Хурбан с годами стала спокойней, а Бейхан Султан и Фатьма Султан жили далеко. Хатидже умерла через два года после казни ее супруга – Ибрагима-паши. Теперь в Стамбул возвращалась Фатьма Султан, пожалуй, самая неприятная и ненавидевшая ее сестра Сулеймана. И султана нет в столице, а муж Фатьмы Султан будет временно во главе Дивана, то есть станет исполнять обязанности Великого визиря в столице, пока из похода не вернется Рустем-паша.

Это очень плохо для Роксоланы, такая фурия, как Фатьма Султан, способна даже остановить строительство, которое ведет Минан Синан по заказу Роксоланы и с одобрения самого Повелителя. Конечно, у Кара-Ахмеда нет государственной печати, она у Рустема, но есть фирман Повелителя, объявляющий о главенстве Кара-Ахмеда в Стамбуле, пусть временном, но главенстве.

Шах-Хурбан, чей муж по ее же просьбе был снят с должности Великого визиря и отправлен в ссылку в имение под Эдирне, откровенно скучала. Временами даже казалось, что она зря пожаловалась брату на супруга, распустившего руки. Нужно было просто пригрозить, а не сбегать в гарем. Теперь вот Лютфи-паша сколько лет уже сидит под домашним арестом (и, похоже, неплохо себя там чувствует!), а она в Стамбуле соломенной вдовой. Официально они разведены, но разве найдется смельчак, который рискнет жениться на султанской сестре не первой молодости?