Наталья Павлищева - Прощальный поцелуй Роксоланы. «Не надо рая!»

Что-то смутило ее во взгляде султанши, та кивнула, сделала знак, чтобы играли громче, а танцовщицы вышли вперед.

– Вам нравится, как двигаются девушки? Такие танцы непривычны для Европы, не так ли? Или в монастыре не танцуют никак, вы ведь в монастыре воспитывались в последние годы?

Каролина что-то забормотала, что девушки танцуют прекрасно, смотреть на них доставляет удовольствие. Она сделала вид, что не заметила слов о монастыре.

Султанша чуть наклонилась к ней и произнесла на латыни:

– Почему Папа Пий IV решил передать привет вашими устами, если при дворе постоянно присутствуют его посланники? В женских устах привет звучит приятней?

Каролина почувствовала, что по спине течет холодный пот.

Звучала непривычная, чуть протяжная музыка, танцевали девушки, одетые в прозрачные шаровары, босые, с едва прикрытой грудью и голым животом, вокруг сидели женщины в непривычных нарядах, из курильниц вился дымок со сладковатым запахом, журчала вода в фонтане, но повелительница всего этого царства беседовала с ней так, как смогла бы не всякая европейская королева.

Стало не по себе: нет, этот мир иной не из-за яшмаков на лицах женщин в присутствии мужчин, не из-за чужой речи, он иной в чем-то другом, и пока она не поймет, в чем именно, успеха здесь не добьется. А успех нужен, и чем раньше, тем лучше, вечно сидеть на углях не хотелось.

Странным было ощущение от происходившего вокруг. Покажи она дома хотя бы щиколотку в чулке, назвали бы распутницей. Да, ноги обнажали, но либо крестьянки, для которых задрать юбку до колена ради удобства не казалось неприличным, либо женщины легкого поведения, которые спокойно обнажались полностью. Но первые отличались грубостью уже в силу своего происхождения и положения, а вторые вынуждены носить на улицах ярко-желтые парики, дабы их сразу можно было отличить от уважаемых женщин Италии. А уж показать талию или живот и вовсе не приходило в голову, это выглядело бы не эротично или завлекательно, а вульгарно и даже развратно.

Но здесь перед ней танцевали девушки, ноги которых видны сквозь прозрачную ткань шаровар до самых бедренных повязок, руки обнажены полностью, грудь едва прикрыта, зато накинут яшмак – тонкая ткань, прячущая нижнюю часть лица. И все это вместе почему-то развратным не казалось.

Сидевшие на диванах женщины тоже укутаны от запястий до пяток, яшмаков на лицах нет, потому что это гарем и нет мужчин, но при малейшей угрозе появления чужого мгновенно укутаются в свои накидки и превратятся в кокон из ткани. Но даже в ворохе тканей они удивительно беспомощны и эротичны одновременно, куда больше, чем обнаженными в хаммаме.

Каролина вдруг заметила, что, в то время как она изучает танцовщиц и окружающих женщин, ее саму столь же пристально изучает султанша. Неожиданно для себя смутилась. Губы Роксоланы чуть тронула улыбка, знаком подозвав Каролину подсесть ближе, султанша тихонько поинтересовалась:

– Что такое для себя вы сейчас выясняли?

Глаза смотрели насмешливо, но эта насмешка не была обидной.

Каролина почему-то поделилась наблюдениями. Султанша в ответ кивнула:

– Потому что развратность не в теле, а в душе. Можно быть обнаженной и целомудренной одновременно. Или закутанной в ткани и меха и всем существом кричащей о доступности. Мужчины поймут это сразу. Будьте осторожны, доступной легче стать, чем перестать быть…

Каролина изумленно прошептала:

– Откуда это известно вам, Ваше Величество?

Ответа не последовало, султанша только посмотрела на собеседницу долгим, очень долгим взглядом и отвернулась к другим женщинам, которые радостно защебетали, гордые проявленным повелительницей вниманием.

Каролина почувствовала, что если вообще хочет чего-то добиться в этом немыслимом мире, то у нее единственный выход – постараться подружиться с этой женщиной, привлечь ее на свою сторону.

Нужно посоветоваться с Гульфем, как это сделать.

Но советоваться не пришлось, султанша занялась Каролиной сама. Утром следующего дня к ней пришла девушка, объявившая, что будет учить истории.

– Вы полагаете, что я не сведуща в истории?

– Истории Османов, госпожа. А еще вас будут учить правилам обращения при дворе. Если вы сами желаете что-то изучать, то скажите, султанша пригласит учителей.

– Например?

– Учиться игре на музыкальных инструментах. Стихосложению, фарси, арабскому языку, математике, философии… умению вести дела и заниматься подсчетами… рукоделию… персидской поэзии…

– И есть те, кто всем этим владеет?

– Султанша… Наложниц обучают этому, с ними должно быть интересно беседовать.

– Нет, кроме ваших правил поведения, ну и персидской поэзии, остальное я знаю сама.

– А языки, госпожа? Султанша приказала спросить про языки.

– Турецкому меня же учат. Достаточно.

– Как скажете, госпожа…

– Так что там про историю Османов?

Слушала вполуха, ей ни к чему разные Орханы и Мехмеды. Даже о Завоевателе Константинополя едва не пропустила, задумавшись о своем.

– Госпожа, вы не слушаете, султанша скажет, что я вас плохо учила.

– Не стоит много сразу. – И вдруг поинтересовалась: – Что, султанша действительно изучала… философию, например?

– Да, она была в школе в Кафе. А принцесса Михримах и вовсе училась вместе с братьями в школе.

«Ненормальный мир», – твердо решила для себя Каролина.

Отправляясь в Стамбул, Каролина рассчитывала, что сразу же будет принята султаном, ведь ей столько твердили, что одно имя императора Карла способно заставить султана забыть обо всем. Но в первый же день ее пребывания падишах попросту уехал, и никакой приватной беседы не последовало, султан вовсе не интересовался гостьей. У турок так принято или те, кто говорил об интересе султана к имени Карла Габсбурга, попросту ошибались?

Султан был где-то на севере, султанша занята своими делами, праздники больше не устраивали. Гульфем при первой же возможности вернулась в Старый Дворец, посоветовав и Каролине поступить так же, но та переезжать подальше от Топкапы не собиралась, не ради гаремных сплетен прибыла издалека.

Иногда задавала себе вопрос: а ради чего?

Жизнь в Топкапы начинала ей нравиться, конечно, коробили бесконечные запреты и жесткая дисциплина, но однажды она вдруг задумалась, а всегда ли так было. Вопрос задала Гульфем, та покачала головой:

– Я в других гаремах не жила, бывала только в гостях, не знаю. А при валиде Хафсе, матери султана Сулеймана, было также строго. Иначе нельзя, иначе все будут делать что захотят и станут без конца ссориться.

– А у шехзаде в гаремах?

– Думаю, тоже порядок. – Гульфем покосилась на Каролину. – Зря вы отказались учиться, султанша любит, когда учатся.