Бернгард Келлерман - Гауляйтер и еврейка

— А ведь в самом деле премилая сказка. «Спотыкалка» мне очень нравится, — похвалил Фабиан.

— Гарри говорит, что сказки — это глупости, а таких маленьких лаковых сапожек вообще не бывает.

Фабиан успокоил мальчика и расцеловал его при всех, что Робби было очень неприятно.

— Передай Гарри, — сказал он, — что в сказках бывают сапоги всех размеров. Что бы ни случилось, я приду к тебе на день рождения.

— А ты не заболеешь, папа, как в день рождения Гарри?

— Нет, тогда у меня был грипп, а к тебе я приду обязательно, потому что ты сочинил сказку «Спотыкалка». Вот теперь и я знаю, почему люди так часто падают с лестниц. Ты это всем расскажи.

Фабиан в самом деле пришел к Робби, хотя и с опозданием на целый час.

В тот день у него было долгое совещание со строителем гостиницы «Европа» на Вокзальной площади и скучный разговор с архитекторами из Мюнхена, руководившими строительством Дома городской общины. Летом с места стройки уже было вывезено двести машин земли, а между тем, по каким-то причинам, совершенно непонятным Фабиану, строительство замедлилось. Так, например, по приказанию гауляйтера пришлось вдруг сооружать двухэтажный подвал; в результате запроектированное тринадцатиэтажное здание после четырех месяцев работы едва подымалось над землей, хотя на стройке работала уже добрая сотня рабочих.

Фабиан явился к обеду усталый и раздраженный, когда все уже перестали ждать его. Только Робби все еще надеялся, что отец сдержит свое слово.

Но плохое настроение Фабиана рассеялось, и он очень скоро почувствовал себя дома. Его обдало волной любви и тепла. Мальчики весело кричали что-то, служанка Марта, по-прежнему влюбленная в него, да и сама Клотильда прилагали все усилия, чтобы ему было уютно и приятно в его бывшем доме. Клотильда блеснула своим кулинарным искусством, а стол был так чудесно сервирован, что даже Росмайер мог бы позавидовать.

Разумеется, «Иллюстрированное приложение» лежало тут же — на случай, если Фабиан еще не видел номера с фотографией Клотильды, и, разумеется, его повели осматривать комнату, где устраивались доклады. Многое он похвалил, вкуса у Клотильды всегда было достаточно, но портрет фюрера, перед которым Гарри поднял руку, ему совсем не понравился, н он откровенно высказал свое мнение.

— Бездарная пачкотня, — заявил Фабиан.

Клотильда весело рассмеялась.

— За триста марок не купишь Рембрандта.

— Конечно. Но фабрикацию такой дряни следовало бы запретить.

Гарри подумал: «А ведь и в самом деле он всегда считает себя правым, судьи это верно заметили».

Веселый смех Клотильды был приятен Фабиану. Ее светло-голубые глаза сверкали, как прежде. Может быть, присутствие мальчиков пробудило в ней материнскую доброту и любовь, примирительно настроило ее. Она как будто изменилась за последние месяцы, и сегодня он уже смотрел на нее другими глазами. Сегодня он видел в ней не возлюбленную, чувство к которой угасло, а мать своих детей, которую он ценил.

Клотильда рассказывала о своих поездках по разным городам округа, где она по приказу гауляйтера создавала Союз друзей. Повсюду ее принимали как принцессу, да, как настоящую принцессу. С нею ездила баронесса фон Тюнен. Во всех гостиницах им предоставляли апартаменты, автомобили были в их распоряжении круглые сутки, адъютанты сопровождали их. Самые влиятельные дамы наперебой зазывали их к себе. Чудесно было во всем чувствовать власть гауляйтера. Глаза у Клотильды сияли от счастья. Гарри и Робби с восхищением смотрели на мать.

— Меня захлестнуло счастье, — сказала Клотильда. — Счастье сознавать, что я могу хоть что-нибудь сделать для своей страны. Мне хочется рассказать тебе о моих новых планах, Франк, — добавила она, интимно кладя руку на шею Фабиана, словно между ними никогда не было разлада.

— О новых планах? — спросил Фабиан, ощутивший прикосновение ее руки как ласку.

— Ведь ты знаешь, — оживленно начала Клотильда, — мне всегда не по себе, когда у меня нет новых планов. Да, эта квартира стала слишком тесна, и благодаря удаче, или, вернее говоря, нюху баронессы, мы нашли более просторную. — Клотильда улыбнулась. — Это квартира медицинского советника Флора, недавно умершего. Его вдова хочет обменять ее на меньшую. При самой незначительной перестройке можно будет выкроить большой зал для докладов, и все еще останется много места. Гауляйтер предоставил в мое распоряжение двадцать тысяч для этой цели. И для тебя, Франк, там нашлись бы две большие комнаты, если ты когда-нибудь пресытишься жизнью в гостинице, — как бы невзначай уронила Клотильда, приветливо улыбаясь Фабиану.

Фабиан вспомнил, что недавно гауляйтер сказал ему: распыление сил единомышленников, обладающих волей к созиданию, в наши дни недопустимо, страна не может себе этого позволить. Он, гауляйтер, будет решительно пресекать все попытки такого рода. Между прочим, он беседовал по этому поводу с его, Фабиана, супругой, и ему кажется, что она не прочь помириться. И еще что-то в этом роде. Сейчас Фабиану вспомнилось все это, но он не подал вида и ничего не ответил Клотильде.

Клотильда же, видимо, ждала ответа: водворилось неловкое молчание; по счастью, Марта, в эту минуту позвала всех пить кофе. Мальчики тотчас же побежали в столовую.

— Мне хотелось бы при случае услышать твое мнение об этих моих замыслах, — сказала Клотильда, последовав вместе с Фабианом за мальчиками. — Надеюсь, ты теперь чаще будешь навещать нас. Гарри и Робби стали уже совсем разумными. Можешь позвать их к себе в гостиницу, если соскучишься по ним, или прийти к нам, когда тебе вздумается. Вот все, что я хотела тебе сказать. Мы идем! — крикнула она мальчикам, уже выражавшим нетерпение.

«Клотильде хочется знать мое мнение, — думал Фабиан. — С каких это пор Клотильда вообще интересуется чьим бы то ни было мнением? Нет, видно, еще не перевелись чудеса на свете». То, что она сказала о мальчиках, было ему приятно, он любил сыновей, а ее великодушие являлось признаком примирительной позиции. Это его обрадовало.

Конечно, он остался ужинать. Робби, Гарри и Клотильда хором его упрашивали. Клотильда приготовила изысканнейшие холодные закуски и велела подать две бутылки превосходного рейнского вина. Она знала слабости Фабиана.

Да, это был счастливый день. В десять часов Фабиан распрощался и медленно направился к гостинице. О чем только он не думал, идя по улице! Пока что он не собирается возвращаться к Клотильде, он выждет, посмотрит, как развернутся события. «Радости семейной жизни, — подумал он и остановился в задумчивости, — самые чистые на свете. Они согревают человеческое сердце счастьем и любовью».

Рано утром зазвонил телефон.