Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта

Предводитель дворянства с достоверных им собранных сведений уведомил меня: оставшись в доме своём, в Пореченском уезде, посредством людей своих и имея сношение с казаками, отвращал нашествие неприятельских партий. Несколько человек мародёров убил и удерживал между своими и соседственными крестьянами повиновение; наконец, по доносу французскому правительству от своих людей, был захвачен в доме. Будучи судим и приговорен к смерти, склоняем был на принятие присяги французскому правительству и вступление в службу оного с чином полковника, но никакая лесть не могла его поколебать в верности своему Отечеству и Государю. С твёрдостью духа решил пожертвовать жизнию, не дозволив даже завязать глаз. Враги и тут желали поколебать его, сделав выстрел сперва в ногу, и, не видя успеха в замыслах своих, довершили злобою, сделав смертельные выстрелы. Энгельгардт, быв заключен под стражу и ведая о приговоре к смерти, призвал священника, остававшегося в Смоленске, духовника его, и вручил ему, для доставления к матери, письмо и завещание, с коих списки при сем имею честь представить.

С отличным высокопочитанием и совершенною преданностию имею честь всегда пребыть, Милостивый Государь Вашего Сиятельства

(подпись Каверина)

№ 1925.

19 июля 1813 года.

Смоленск.

В дополнение к донесению моему о взятых французским правительством дворянах и расстрелянном ими подполковнике Павле Энгельгардте, донести честь имею, что оный был взят в последних числах сентября 1812 года по доносу собственных крестьян в убийстве французских мародёров, и что в его доме было пристанище земского ополчения.

14 октября подполковнику Энгельгардту была объявлена его участь, почему он сыскав духовника Одигитриевской церкви, священника Никифора Мурзакевича, исполнил христианский долг, сделал завещание. Не имея способов явить в российском правительстве, засвидетельствовал его в смоленском французском верховном правлении интенданта Виллебланша.

15 октября, когда приведён был на место смерти, где не хотел выслушать приговор, отзываясь, что он не признает себя виновным и ему приятнее умереть, нежели видеть угнетенных соотечественников врагами.

Не допустил никак завязать себе глаза, говоря, что он с покойным духом будет смотреть на свою собственную смерть, какую никто ещё сам не видал, подтверждая неоднократно: «Стреляйте!».

Последние его слова были: такие: «Господи, в руце Твои предаю дух мой!»

И погребен раздетый донага за Молоховскими воротами, глубиною не менее аршина, где учинен был провод духовником его отцом Мурзакевичем, от коего о всём вышеизложенном донесении подробно можно узнать.

Сей Павел Иванов сын Энгельгардт за отличную службу свою 1807 года в подвижном земском ополчении, во время нахождения со вверенным ему баталионом в походе, произведен в подполковники.

А прошедшего 1812 года неприятель, приближаясь к Смоленской губернии, прежде всего, вступил за нашими войсками в Пореченский (Порецкой) уезд, то есть июля 17-го числа.

Энгельгардт, будучи весьма храбрый и неустрашимый чиновник, надеясь, как видно, на необыкновенную силу свою, остался в уезде, хотя и видел начинающееся беспокойство и неповиновение властям крестьян. Он имел всегда сношение с казаками, в близости от него находившимися, которые по Смоленской губернии, во всё время бытности неприятеля, появлялись в разных местах.

Между тем, Энгельгардт, со своими дворовыми людьми разъезжая, нападал на малые неприятельские партии, побил своеручно 24-х человек французов. Крестьяне его донесли о сем французскому правительству в Смоленске, почему сильный отряд послан был напасть на него, который захватил его внезапно, в собственном доме, следовательно, не в проезд его в Белую, как некоторые описывают, взят.

А по приезде в Смоленск был судим, и крестьяне показывали на него. Приговорен будучи к расстрелянию, склоняем был присягнуть вступить в службу французскую полковником, которую отринул. Написал духовную, отдавая свое движимое и недвижимое имущество, благоприобретенное имение матери своей коллежской асессорше Варваре Энгельгардт, назначив несколько дворовых людей на волю. За час до смерти своей написал письмо к своей матери.

Расстрелян был Павел Иванов сын Энгельгардт октября 15-го дня близ каменной смоленской стены у Молоховских ворот.

Пред сею наглою кончиною, приведен будучи на лобное место и видя право сильного тиранствия, руки простирающего торжествовать над великостью его духа, вручил Энгельгардт бывшему при том своему духовнику означенное к матери письмо.

Однако ж французы, оные любимцы некоторых россиян, утративших свой народный характер, которые и самое варварство их называют просвещением, осудя чужого подданного за верность государю своему расстрелять, но желая поколебать оную произвели к довершению лютости своей с намерением выстрел в ногу сперва.

Тут постарались убедить Энгельгардта к принятию французской службы, говоря, что есть ещё время ему спасти себя, а рану в ноге вполне залечить можно.

Сказали также ему, что пожалел бы о себе, видя неминуемую смерть перед глазами.

Однако сей неустрашимый чиновник не желал ничего, кроме смерти за родное своё отечество.

И оных варваров, французов то бишь и их пособников, не тронула таковая непоколебимость Павла Энгельгардта.

И они свершили по нём смертный выстрел…

Ходили упорные слухи по разным уездам нашей губернии, что дворовые сельца Дягилево отомстили господину своему за то, что занимался он частенько рукоприкладством и регулярно трогал девок их, при этом не токмо даже жён, но ещё и дочерей.

Это будто бы и была истинная причина двух наиподлейших доносов, отправленных французским властям в Смоленск дягилевскими крестьянами.

Однако я без малейших колебаний почитаю сей слух за совершенно вздорный, хотя никогда в приятелях у подполковника Энгельгардта не ходил.

Должен заметить, что у Павла Ивановича при жизни его полно было недругов, ибо нраву был он буйного и довольно-таки драчливого, обид и оскорблений никому не спускал.