Трейси Шевалье - Последний побег

Когда в магазине случилось временное затишье, Белл принесла Хонор воды в жестяной кружке. Пока та пила, Белл приблизилась к краю крыльца и встала там, глядя во двор.

— Там змея, у поленницы, — сказала она. — На солнышке греется. Медноголовый щитомордник. В Англии есть щитомордники? Нет? Близко к ним не подходи… они ядовитые. Если укусит — верная смерть.

Белл ушла в дом и вернулась с дробовиком. Без предупреждения вскинула дробовик на плечо и выстрелила в змею. Хонор вздрогнула и крепко зажмурилась, уронив кружку. Когда она наконец решилась открыть глаза, то увидела обезглавленное тело змеи, лежащее в траве буквально в двух шагах от поленницы.

— Вот так-то лучше, — произнесла Белл. — Хотя, возможно, у них там гнездо. Попрошу кого-нибудь из мальчишек, чтобы пришли и перебили их всех. Мне в дровах змеи без надобности.

Хонор подумала о человеке, который прятался за поленницей. Уже почти трое суток. На жаре, в тесноте и темноте. Интересно, как получилось, что Белл стала прятать беглых рабов? Когда в ушах отзвенело, она спросила:

— Ты говорила, что Кентукки — рабовладельческий штат. У твоей семьи были рабы?

Белл внимательно посмотрела на нее, по-прежнему сжимая в руках дробовик. Хонор снова заметила, что платье висит на Белл, словно на вешалке, и ей только сейчас пришло в голову, что, наверное, Белл страдает каким-то серьезным недугом, и поэтому она такая худая и бледная.

— Мы были слишком бедны, чтобы иметь рабов. Вот Донован и занимается тем, чем занимается. Белые бедняки ненавидят негров сильнее, чем остальные.

— Почему?

— Считают, что чернокожие отнимают у них работу. Да и цена труда падает ниже некуда. Видишь ли, негров ценят значительно выше. Плантаторы платят тысячу долларов за одного чернокожего раба, а белый бедняк — он вообще ничего не стоит.

— Но ты же их не ненавидишь.

Белл улыбнулась уголками губ:

— Да, милая. Я их не ненавижу.

Над дверью магазина звякнул колокольчик. Белл поспешила в дом, но, уже уходя, проговорила:

— Донован, кстати, уехал. Сегодня суббота, а по субботам он всегда напивается в салуне у Психа, что в Оберлине. Эту традицию он блюдет свято. Обычно он ближе к вечеру едет, но сегодня, как я понимаю, решил пораньше начать. Можешь больше не прятаться от него. Если хочешь, иди в магазин.

Магазин дамских шляп Белл Миллз,

Мейн-стрит,

Веллингтон, штат Огайо,

1 июня 1850 года

Милая Бидди!

С глубоким прискорбием сообщаю, что Господь призвал к себе Грейс. Она покинула нас шесть дней назад, став жертвой желтой лихорадки. Я не буду вдаваться в подробности — все они есть в письме, которое я отправляла родителям, и ты можешь прочитать его. Жаль, что тебя нет рядом. Как было бы славно, если ты бы сидела сейчас со мной, держа меня за руку и утешая.

Думаю, ты удивишься, узнав, где я нахожусь. Сижу на заднем крыльце магазина дамских шляп Белл Миллз, в Веллингтоне, штат Огайо. Крыльцо выходит на запад, и я наблюдаю, как солнце клонится к закату над участком земли, где блестят металлические пути строящейся железной дороги. Ее протянут на юг до Колумбуса и на север до Кливленда. Жители Веллингтона охвачены радостным предвкушением, как это было бы с нами в Англии, если бы железную дорогу провели до Бридпорта.

Белл — одна из столь многих добрых людей, встреченных мною в Америке. Незнакомых, пожалевших меня и оказавших помощь в дороге. Доброта Белл поистине безгранична. От ее магазина до дома Адама Кокса всего семь миль, однако она не отправила меня туда сразу, как я у нее появилась. Поняла, что мне нужно время, чтобы прийти в себя после смерти сестры, и разрешила остаться на несколько дней в ее доме. В благодарность за гостеприимство я помогаю ей с шитьем, что мне только в радость, поскольку это занятие мне знакомо и позволяет к тому же чувствовать себя нужной, потому что я делаю что-то полезное, а не ем свой хлеб даром, полагаясь на доброту незнакомцев.

Я до сих пор пребываю в ошеломлении, ведь не прошло и недели с тех пор, как Грейс покинула этот мир. Пространство и время сыграли со мной странную шутку: путешествие морем, как мне представляется, длилось долгие годы, хотя заняло всего месяц, и мне уже кажется, будто Гудзон, где похоронена Грейс, остался так далеко позади, хотя я живу в Веллингтоне лишь три дня. Для человека, чья жизнь была упорядоченной и тихой при полном отсутствии каких бы то ни было неожиданностей, мне пришлось пережить слишком много всего за такое короткое время. Подозреваю, Америка продолжит удивлять меня и дальше.

Здешние люди приводят меня в замешательство, поскольку совершенно другие. Не такие, как в Англии. Они очень шумные. И говорят все, что думают, к чему я не привыкла. Они знают о квакерах, однако меня тут считают странной. Покупательницы в магазине у Белл прямо так и говорят, причем настолько бесцеремонно, что это задевает. Ты знаешь, я всегда была тихой; а здесь, в окружении американцев, стала настоящей тихоней.

И все-таки у них есть свои тайны. Например, я почти уверена, что буквально в пятнадцати шагах от того места, где пишу тебе это письмо, прячется беглый раб. Также я начинаю подозревать, что он прятался где-то в повозке, на которой я прибыла в Веллингтон. Но я не решаюсь что-либо выяснять, поскольку беглых рабов ищут, а ты сама знаешь, что я не смогу солгать, если меня кто-нибудь спросит. Дома легко быть открытой и искренней. Мне редко приходилось что-либо скрывать от родителей или от тебя. Лишь разрыв с Сэмюэлем дался мне тяжело. Однако тут мне приходится утаивать свои мысли. Я не хочу никому лгать, но в этой стране очень трудно всегда говорить только правду.

Но с тобой, самой близкой моей подругой, я могу быть откровенной. Адам Кокс приезжает сюда завтра, и, признаюсь, мне страшно. Он ждал свою будущую супругу, а теперь встретит только меня, без Грейс. Конечно, я знаю его и Мэтью с тех пор, как они поселились в Бридпорте, но они много старше меня, и я не особенно с ними общалась. А теперь это будут единственные знакомые мне люди.

Пожалуйста, не говори ничего этого моим родителям. Я не хочу, чтобы они за меня волновались. Это не обман, когда человек скрывает свои чувства. Чувства — не поступки, и они постоянно меняются. Надеюсь, в следующий раз смогу написать, что мне хорошо в Фейсуэлле и я себя чувствую там как дома. А пока, милая моя Бидди, думай обо мне и молись за меня.

В воскресенье Хонор проснулась рано. Она знала, что Адам Кокс приедет за ней после обеда, по завершении молитвенного собрания в Фейсуэлле, но беспокойство не дало ей заснуть снова. Она лежала в постели, слушала рассветное пение незнакомых американских птиц, водила пальцем по швам «Вифлеемской звезды» в центре одеяла и тревожилась в ожидании близящихся перемен.