Василий Ян - Том 4

— Ладно, ступай!

Толпа желающих получить благословение все росла, и идти вперед становилось трудно. Но тут показался высокий детина с шапкой набекрень и громко крикнул:

— Эй, новгородские вечники, скворешники-пересмешники! Разойдись и дай отцу Варсонофию пройти к князю Ярославичу! Он его по срочному делу ждет.

Больше не уговаривая, детина начал расталкивать встречных направо и налево так, что некоторые даже полетели кубарем на землю, и отец Варсонофий быстро дошел до княжьего двора. У ворот стояли два дружинника с копьями. Они приоткрыли ворота и сказали:

— Отец святой, проходи осторожно вдоль стенки, иначе тебя может постичь беда.

Вслед за старцем юркнул во двор и приехавший вместе с ним мальчик.

Вероятно, отец Варсонофий забыл или не расслышал предупреждения, потому что он не пошел вдоль стенки, а прямо стал пересекать двор.

Посреди двора рос старый дуб с обломанной верхушкой и ветвями почти без листьев. По стволу дерева с необычайной быстротой скатилась черная туша большого медведя. Зверь проворными скачками направился к тихо проходившему старику, который, увидев его, остановился, выжидая. За медведем волочилась бренчавшая железная цепь.

— Уходи! Уходи в сторону! — раздались крики с разных концов двора.

Но отец Варсонофий не двигался, а спокойно стоял, подняв для благословения руку. Медведь подбежал, обнюхал потертые сапоги старца, поднялся на задние лапы, передние положил ему на плечи и, радостно урча, стал облизывать розовым языком лицо Варсонофия.

Тот, благословив голову медведя, ласково потрепал его по мохнатой морде:

— Егорка, Егорушка! Во где нам довелось встретиться! Спасибо тебе, что не запамятовал меня.

И старец достал из глубокого кармана рясы краюху ржаного хлеба и поднял ее над головой медведя. Медведь опустился на четвереньки, затем сел, размахивая передними лапами, как бы прося.

Отец Варсонофий отдал ему хлеб и теми же спокойными шагами направился к крыльцу княжеского дома. Оттуда навстречу легкой походкой спешил высокий, стройный юноша с вьющимися кудрями и шапкой на затылке. Большие темные глаза смотрели пристально и пытливо, а все лицо было освещено радостной, приветливой улыбкой. Он подошел к старику, склонился на одно колено, и отец Варсонофий широким крестом благословил его.

— Привет и благословение дому твоему, княже Александр Ярославич! Давно я не видел тебя. В лесу, отшельником пустыни, провел я два года. Строим там монастырек новый.

Александр встал, взял отца Варсонофия под руку, и вместе они направились к крыльцу. Крики в воротах заставили Александра остановиться. Там мальчик отбивался от стоящего на страже дружинника.

— Кто это? Что там такое? — крикнул Александр.

— Это мой питомец, — сказал Варсонофий, — сын лодочника, что меня привез. Хочу вразумить его книжной премудрости.

— Эй, молодец-удалец! Подойди-ка сюда!

Мальчик быстро обежал двор вдоль стенки и, сняв шапку, остановился перед Александром.

— Как звать тебя?

— А Семка!

— Медведя боишься?

— А чего их бояться? Я с отцом не раз ходил к медвежьей берлоге и даже принес в избу медвежонка.

— Ишь ты какой смелый и прыткий! Хочешь, молодец, служить у меня?

— Кабы мне потом стать дружинником, уж я бы старался, старался!

— А что ты умеешь?

— Я умею скворцов и снегирей ловить, на дудке играть и медведя из берлоги выманивать.

— А где твой отец?

— На Волхове лодку сторожит. Как только я вернусь к нему, он понесет сигов на торг.

— Ты беги сейчас к отцу и скажи, что я беру тебя к себе, передам монаху-книжнику, вот отцу Варсонофию, он тебя научит книги читать и писать по-ученому, а твой отец пусть придет сюда договориться и сигов притащит.

Отец Варсонофий с Александром поднялись по ступенькам. Мальчик опрометью кинулся к выходу, а медведь продолжал сидеть на задних лапах, обмахиваясь передними и протягивая их вперед, как бы прося подачки.

В Великом Новгороде, неподалеку от многоводного задумчивого Волхова, находилось большое, обнесенное высоким тыном владение с крепкими воротами, охраняемыми вооруженной стражей. Это был немецкий торговый двор — обширный участок, на котором стояло много построек. Жизнь там проходила по своим особым правилам и обычаям.

Внутри торгового двора тянулся ряд двухэтажных лавок. На высоких подклетях стояли дома для приезжающих иноземных купцов и их приказчиков. Несколько отдельно были расположены мельница, пивоварня, баня, церковь св. Петра и дом священника.

В верхних ярусах лавок немцы продавали покупателям товар в розницу, в нижних — принималось от русских разное сырье.

Опасаясь неприятности со стороны недобрых людей, немецкие торговцы требовали, чтобы никто из русских купцов не устраивал близ их двора своих лавок и чтобы поблизости не происходили излюбленные новгородцами кулачные бои.

У себя во дворе немцы не подпускали никого чужого к своей церкви, где хранились самые дорогие их товары, а также всячески оберегали склады вина и пива.

На ночь немецкий двор запирался, наиболее ценные товары переносились в церковь и ее подвалы. Поочередно один купец и один приказчик всю ночь дежурили в церкви, запертой изнутри и снаружи, а у дверей ее ставилась стража.

Покончив с дневными делами, все приказчики собирались ужинать в просторной горнице. На ночь во двор спускали больших сторожевых собак.

В каждом доме тесно размещались купцы-земляки с приказчиками и слугами.

В одном доме, более нарядном, жил альдерман (старшина). Он с четырьмя товарищами-соправителями пользовался большой властью. Альдерман мог приговорить виновного в убийстве даже к смерти, за воровство отрубали руку. Священник был одновременно и секретарем альдермана.

Лишь немногие служащие немецкого торгового двора жили вне его стен и только в зданиях, принадлежавших иноземцам. Вообще немецкий торговый двор представлял собою особый мир, и с местным населением иноземцев связывала исключительно торговля, иногда тяжба — всегда в русском суде.

Немецкие купцы жили в Новгороде не постоянно. Два раза в год одна партия купцов сменяла другую. При отъезде очередной партии немецкий двор опечатывался, а ключи передавались на хранение в Софийский собор новгородскому владыке.

Однажды дождливым темным вечером к немецкому торговому двору в необычно позднее время пробирались какие-то люди. Сказав что-то сторожу, пришедшие остановились у запертых ворот.

Наконец из ворот вышел высокий человек. Он нес в руке фонарь с зажженной свечой и, подняв его, поочередно осветил лица прибывших. Все это были известные купцы в богатых нарядных кафтанах с собольими и бобровыми воротниками, прикрытых темными плащами.