Эдуард Зорин - Обагренная Русь

Он и не надеялся на то, что митрополит сразу же даст свое согласие. Еще долго пришлось ему уламывать Матфея, прельщать его выгодой предстоящего хождения в Залесье. Да и дорога была нелегка и опасна. Сам он тоже в митрополитовы-то годы не сразу бы на нее решился.

— Дам я тебе, отче, для охраны своих людей. Лучших дружинников отберу. Лучших коней пригоню из своих табунов. Ни в чем не будет тебе отказа. Покуда лежит зимний путь, доскачешь быстро.

— Хорошо, уговорил ты меня, — сказал Матфей. — Нужную дорогу правит бог. А чтобы в Чернигове не засиживаться, вели сегодня же собирать возы. Ежели все будет ладно и в срок, ежели твои люди не замешкаются, то в конце седмицы и тронемся, благословясь.

— Ну, Егорка, — сказал дьякон Богдан, входя в избу и от двери бросая шапку свою на лавку. — Нынче зван я был к митрополиту — так велел он тебя собирать в дорогу.

— Куды же это? — удивился Егорка. — Коли в Киев, так почто и ты не с нами?

— Мне-то в Киев возвращаться велено. А ваш с Матфеем путь лег ко Владимиру.

У Егорки аж дух перехватило от радости. Не поверил он Богдану: дьякон был известный в Киеве пересмешник и охотник до разных невинных проказ. Нешто снова соврал? Но вид у Богдана был серьезный и даже озабоченный.

— Ну, что глаза на меня вылупил? — прикрикнул он на Егорку. — Сколь раз тебе повторять: обоз уж стоит, и митрополит, поди, вышел на крыльцо, глядит по сторонам, тебя дожидаючись.

Нет, не врал Богдан, сам снял со стены суму, стал набивать ее разным дорожным барахлом: сунул Егоркино исподнее, новые чеботы, принес из сеней краюху замерзшего хлеба, отрезал кусок копченой оленины, завернул в тряпицу, в кожаный мешочек, чтобы не намокла, насыпал соли.

Прыгая то на одной, то на другой ноге, Егорка быстро напялил на себя теплые штаны, сорвал с гвоздика полушубок. И, схватив со стола суму, сразу кинулся к двери.

— А прощаться кто будет? — сказал с упреком Богдан. — Али мы с тобой нехристи?

Егорка засмущался и приблизился к дьякону. Богдан обнял его, заглянул в глаза:

— Рад?

— Еще как рад-то!

— Ну, иди, — оттолкнул его от себя дьякон, и Егорке показалось, будто блеснула в Богдановых глазах слеза. Да и у него самого вдруг защипало в носу. С чего бы это?

Жили они с Богданом не то чтобы душа в душу, но с первого же дня, как Егорка появился в Киеве, дьякон почувствовал к нему расположение. И всем это было заметно, заметил это и Егорка.

Не в общую избу повел Богдан молодого певчего, а к себе домой. Помыл его в баньке, кашей накормил, спать уложил, утром стал про жизнь расспрашивать. И чем дольше рассказывал про себя Егорка, тем все теплее становился у дьякона взгляд. А когда молодой певчий кончил свою историю, стал свою историю сказывать ему Богдан. И оказалось, что жизнь у них сходна, как две капельки родниковой воды.

Как и Егорка, дьякон не помнил своих родителей. Бродил и он с каликами по Руси, и его, как Лука Егорку, пригрел у себя заботливый старец — и ему, вишь ли, голос Богданов приглянулся…

— Оставайся со мною, — сказал молодому певчему дьякон. — Вместе службу править будем, вместе добывать свой хлеб насущный.

Не велика была у Богдана изба и редко водились в ней пироги. По-разному жили они. Иногда ссорились. Раз был случай такой, что Богдан даже поднял на Егорку руку. Да на кого не находят затмения? Егорка ведь тоже спуску ему не давал. Не прежний он был малец, окреп и возмужал. И когда однажды насели в слободе на Богдана бражники, крепко он ему помог: вдвоем-то они шестерых раскидали.

А вообще-то Богдан перед Егоркой никогда не распинался. Был он замкнут, а ежели выпадали минуты редкого настроения, то употреблял он их разве что на шутки. И ни единому слову его в такие дни Егорка не верил.

Вот и сегодня подумал — не потешается ли над ним Богдан? Ан нет. И впрямь ползет митрополичий обоз вдоль замерзшей Десны, то на берег взбирается, то спускается на лед.

Не так уж и много дней пройдет, как покажется в лесистой дебри Москва, а там на Клязьму выедут, а там пойдет дорога до самого Владимира, и однажды утром блеснут им в глаза золотые шеломы Успенского собора.

Разное приходило Егорке на ум, но чаще всего вспоминался ему Лука и добрая его жена Соломонида. Теснило в груди от предчувствия скорой встречи.

Однако же до встречи еще неблизко было. А покуда кони несли Егорку то полями, то балками; то сыпал снег, то крутила поземка. И все казалось ему, что медленно едут сани, что и быстрей бы могли. А уж куда быстрее? И так заморили возницы лошадей — торопил их митрополит, боялся распутицы. Да и дело, с кото рым он поспешал во Владимир, не терпело — к весне ждал его Чермный обратно с добрыми вестями.

Все бы хорошо, кабы и кончилось, как начиналось. Но неподалеку от Москвы случилась большая заминка.

Попал встречь обозу бывалый человек:

— Куда поспешаете, людишки?

— А ты очи отвори, — строго отвечал ему скакавший впереди сотник, — тебя мы не знаем, а с нами сам митрополит.

Мужик сошел с дороги, перекрестился, поклонился переднему возку до полоза. Из возка выбрался Матфей, мужик и Матфею поклонился.

— За чем заминка? — спросил митрополит.

— Да вот людин встал поперек дороги, — сказал сотник и замахнулся на мужика плетью. — Я вот тебя!

— Прости, отче, — упал мужик на колени перед Матфеем. — Не знал я, не ведал, кто вы такие. Вот и хотел предостеречь, — мол, дальше ехать опасно. А теперь вижу, что сам митрополит, так тебе, отче, всюду дорога открыта.

Матфей перекрестил мужика и направился сесть в возок, но услышал, как любопытствовал сотник:

— А ну-ка, сказывай, что за беда стряслась?

Митрополит митрополитом, а жизнь его в руках дружинников. Строгий дан был им наказ, и сотника наставлял сам Чермный: «Гляди в оба, чтобы и волоска не упало с головы Матфея!»

Мужик помялся, позыркал по сторонам, — бежать некуда, вокруг поле и снегу по пояс.

— Дык пожгли, вишь ли, деревни вокруг Москвы, — сказал он.

— Пожег-то кто? — конем напирал на него сотник.

— Сам не видел, не знаю. А людишки сказывают, будто приходили князь Кир с Изяславом Владимировичем да и пожгли. И по сей день где-то здесь обретаются…

«Вот те и преподнесли подарочек Ольговичи, — с досадой подумал Матфей. — Да как же я Всеволоду на глаза покажусь?»

Неладно получилось в конце дороги, но не обратно же поворачивать.

Бросив откатившегося к обочине мужика, сотник приблизился к Матфею:

— Что делать будем, отче?

— Езжайте, как ехали, — сказал митрополит и забрался под полсть.

— Трогай! — послышалось впереди.

«Хорошо бы на Кира взглянуть, — досадовал Матфей, — я бы ему выговорил».

Скоро на дороге стали попадаться беглецы. Люди шли со скарбом на плечах, гнали перед собою скот.