Александр Звягинцев - На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки
- Название:На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Олма Медиа»aee13cb7-fc46-11e3-871d-0025905a0812
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-373-02357-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Звягинцев - На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки краткое содержание
Увлекательная художественная версия исторических событий более чем 65-летней давности.
Нюрнбергский процесс – международный суд над бывшими руководителями гитлеровской Германии. Великая история сквозь невероятную жизнь ее героев – с любовным треугольником и шпионскими интригами.
В новом романе Александра Звягинцева – мастера остросюжетного жанра и серьезных разысканий эпохи – пожелтевшие документы истории оживают многообразными цветами эмоций и страстей человеческих.
На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Надо сказать, англичане так пылали жаждой мести, что были в состоянии обсуждать, как заметил один из наших тайных агентов, лишь место, где поставить виселицы, и длину веревок для повешения. Ну, еще количество часов, которое должно пройти между опознанием преступника и его казнью. Главное, чтобы таких часов было не больше шести. При этом командиру расстрельной команды не должно быть никакой нужды обращаться за разрешением к вышестоящему командиру… Тот же Черчилль, правда, выражал беспокойство, что «англичане в любом случае не смогли бы справиться с практическим приведением в исполнение всех этих многочисленных казней, даже если бы им предоставлено было для этого любое необходимое время…»
Американцы тоже не желали церемоний. В марте 1943 года госсекретарь США Халл заявил на обеде, где присутствовал посол Великобритании в США лорд Галифакс, прямо сказав, что предпочитает «расстрелять и уничтожить физически все нацистское руководство вплоть до самых низших его звеньев». Генерал Дуайт Эйзенхауэр считал необходимым просто расстреливать представителей немецкого руководства, а людям особо чувствительным или обремененным излишними юридическими знаниями объяснять расстрелы «попытками к бегству». И вообще – не стоит путать возмездие с правосудием.
Схожими были и настроения президента Рузвельта. 19 августа 1944 года он заметил: «Мы должны быть по-настоящему жесткими с Германией. И я имею в виду весь германский народ, а не только нацистов. Немцев нужно либо кастрировать, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они забыли и думать о возможности появления среди них людей, которые хотели бы вернуть старые времена и снова продолжить то, что они вытворяли в прошлом».
Так что идея международного процесса возникла и утверждалась тяжело. Уже в 1945 году, когда вся мировая печать была заполнена открывшимися после поражения Германии фактами чудовищных злодеяний, 67 процентов граждан США выступили за скорую внесудебную расправу над нацистскими преступниками, фактически за линчевание. Одновременно предлагалось уничтожить Германию как промышленное государство. Министр финансов США Генри Моргентау выдвинул «Программу по предотвращению развязывания Германией третьей мировой войны». Предполагались расчленение и децентрализация единой страны, полное уничтожение тяжелой промышленности и авиации, и фактически превращение ее в аграрную территорию под жестким контролем США и Великобритании. Как выразился Моргентау, Германия отныне должна представлять из себя «одно большое картофельное поле». Или «территорию-призрак». Что кому больше нравится.
Но среди американцев были и люди думавшие иначе. Министр обороны Стимсон говорил своим доверенным людям: «Англичане выступают решительно против проведения суда и хотят убивать бесцеремонно и незамедлительно – беспрецедентная позиция!» В Америке к этому времени был уже новый президент – умершего Рузвельта сменил Трумен – посчитавший, что суд все-таки необходим. Он был довольно простым американским человеком и потому выражался прямо: их надо судить законным судом, а потом повесить…
– Видишь ли, Денис, если всю гитлеровскую верхушку просто перебить, передавить, как скорпионов, то пройдет немного времени, и начнут говорить, что это была просто месть победителей… Будут утверждать, что преступления преувеличены, факты подтасованы, документы подделаны.
– После всего, что было! – недоверчиво воскликнул Ребров.
– После всего, что было, – спокойно подтвердил Филин. – Желающие найдутся. Их уже и сейчас достаточно.
А пройдет время… Все поставят с ног на голову. Станут говорить, что это мы напали…
– Мы? На фашистов? Бред какой-то!
– Не бред, а политические игры. Поэтому и нужен процесс. Законный, юридически безупречный. И именно международный. Процесс, который вынесет приговор, не подлежащий отмене и пересмотру. Окончательный. Приговор на веки вечные. Чтобы нашим детям не пришлось все доказывать снова… Чтобы их не вынуждали объяснять, что это на нас напали, и не требовали от них извинений.
– Вы это серьезно? Или шутите?
Филин только прищурившись посмотрел на стены Кремля. Потом сказал:
– Это тебе сегодня кажется невозможным. А завтра появятся провокаторы, просто откровенные враги, обнаружатся всякие «правдоискатели», которые начнут обвинять нас в агрессии, а то и в разных злодеяниях.
– Да мы кровью захлебывались!..
– Филин искоса взглянул на Дениса, который выглядел взбешенным. Помедлив, поинтересовался:
– Кстати, там, у Чеховой, ты на самом деле сорвался? Или решил просто надавить на нее? Сыграть в злого и доброго следователя?
– Сорвался, – признался Денис. И уже совсем по-детски обиженно пробурчал: – Уж больно она… Чего мы с ней носимся?
– Это плохо. Плохо, что сорвался. Очень плохо. Надеюсь, впредь ты будешь держать себя в руках. У нас очень тяжелая работа впереди. Неприятная. И надо будет постоянно себя контролировать не то что каждый поступок. А каждое слово. Ты меня понял?
Ребров виновато кивнул.
– А что касается Чеховой…
Филин вдруг улыбнулся.
– Она – актриса. До кончиков ногтей. В каждом своем жесте, в каждом поступке. А актеры – совсем иные существа. Не то что мы с тобой. Они устроены по-другому, понимаешь?
– Не знаю.
– А раз не знаешь, поверь мне на слово…
Ребров быстро взглянул на Филина, и ничего не сказал. Он просто вспомнил, что актрисой была жена Филина. Она не смогла пережить смерть сына в первом же бою под Москвой и умерла, зачахла после тяжелой болезни. Для Филина это был страшный удар, с которым он стоически справился, но о котором никогда не говорил.
– Кстати, ты помнишь, что она сказала о Геринге? – перебил его мысли Филин.
– Сказала, что он актер и будет играть на суде роль великого исторического деятеля, героя, но может играть и простачка…
– Нет, Денис, она сказала не совсем так. Она сказала, что он – дурной актер. А точнее – позер. Что он будет умирать от страха, но все равно думать, о позе, которую он в это время принимает… Но при этом он еще сильный и хитрый зверь, который будет защищать свою жизнь до конца.
– Про зверя она не говорила.
– Ну, это я уже от себя. Для наглядности… Ты, я вижу, на меня обиделся за то, что я вызвал тебя из Ленинграда пораньше?
– Да нет, просто… Просто я там ничего не успел сделать. Про родителей так ничего и не узнал… И на тебе – отзывают. Любезничать с госпожой Чеховой…
– Не любезничать, а работать, – поправил его Филин.
– А теперь еще в Берлин с ней лететь. И надолго?
– Там видно будет.
«На советскую разведку работала подруга Евы Браун, киноактриса Ольга Чехова… Дневала и ночевала в доме Гитлера.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: