Георг Борн - Султан и его враги. Tom 1

— Помоги мне, защити меня, мудрый и великий эфенди, — говорила Сирра, и голос ее звучал так нежно и прекрасно, точно небесная музыка, — я буду служить тебе за это!

— Ты знаешь меня? — спросил Майсур.

— Нет, я вижу только, что ты — знатный и мудрый муж, — ответила Сирра.

— Знаешь ли ты, где находишься?

— Нет, мудрый эфенди, я вижу только, что нахожусь в степах, в здании, которое может дать мне кров.

— Где ты жила раньше?

— У моей матери Кадиджи.

— Кто она такая?

— Толковательница снов в Галате.

— Знает ли она, что ты жива?

— Нет, она, думая, что я умерла, отдала меня греку, чтобы он меня похоронил. Никто не знает, что я жива, кроме тебя и меня! Грек и моя мать Кадиджа, хотя и видели меня потом, но посчитали меня призраком! Они не знают, что я жива!

— Не хочешь ли ты вернуться к своей матери?

— Я лучше умру в лесу от голода и жажды! Смилуйся, мудрый великий эфенди, оставь меня здесь! Я охотно буду служить тебе за пищу, питье и кров! Укрой меня, спрячь меня от матери Кадиджи и грека! Я смогу быть полезной и сделаю все, что тебе будет угодно!

Мансур-эфенди задумался; он начинал понимать цепу этого странного существа. Что если ему спрятать ее и выдавать за чудо? Если переодеть ее, никому не показывать и воспользоваться ею как колдуньей или пророчицей? Султанша-мать была очень суеверна, и тут ему могло удасться приобрести над ней такую власть, что она даже и не подозревала бы этого. Само собой разумеется, она не должна была знать, чьих рук это дело, кто вывел на сцену это чудо и направляет пророчицу. Надо было только тайно и ловко взяться за дело, и тогда можно будет управлять султаншей Валиде с помощью Сирры! Чудеса и знамения оказывали сильное воздействие на султаншу. Теперь Шейх-уль-Ислам имел в руках верное средство! Если бы чудом возвращенная к жизни, руководимая и наставляемая им Сирра приобрела влияние на султаншу-мать, если бы окруженная тайной фигура странной девушки возбудила удивление султанши Валиде, тогда он мог бы надеяться воздействовать на нее через Сирру.

Развалины Кадри не должны были служить местом действия, это вызвало бы подозрение о его участии в этой игре! Также мало подходил для этого и дворец принцессы Рошаны. Надо было выбрать другое место, более подходящее. Никто не должен подозревать, что Шейх-уль-Ислам участвует в этой игре.

Ему, кстати, пришло на ум то обстоятельство, что воскресшая из мертвых, призрак, как называли ее грек и старая Кадиджа, не знала ни его, ни места, где находилась! Таким образом, он надеялся делать с ней, что ему вздумается, и обратить ее в свое орудие.

— Ах, мудрый и благородный эфенди, не прогоняй меня! — продолжала хитрая Сирра. — И хотя я не знаю тебя, но все же умоляю о покровительстве!

— Здесь ты не можешь остаться!

— Нет? О, так ты меня не хочешь прогнать?

— Будь спокойна, я укажу тебе место, где ты сможешь остаться!

— Благодарю тебя за твое милосердие и доброту, мудрый и благородный эфенди, я охотно буду служить тебе. Где то место, в котором я найду себе убежище?

— Я сам отведу тебя туда, Сирра!

— О, твоя доброта так велика! Чем смогу я отблагодарить тебя?

— Молчи обо всем, говори и делай только то, что я прикажу тебе.

— Обещаю тебе это, великий и мудрый эфенди!

— Кроме того, ты должна слепо повиноваться моей воле, никогда ничего не выведывать обо мне, никогда не расспрашивать о моих намерениях, никогда не оставлять то место, куда я отведу тебя, ничего не делать без моего согласия, ничего не говорить обо мне и никогда не желать возвращения к твоей матери, — сказал Шейх-уль-Ислам.

— Никогда, обещаю тебе это!

— Ты начинаешь новую жизнь, новое существование! Мать твоя похоронила тебя, ты же ожила и стала другой!

— Да, мудрый эфенди! Ты говоришь правду, я ожила для новой жизни!

— Настолько ли ты оправилась, чтобы следовать за мной, в состоянии ли ты ходить?

— Так далеко, как ты пожелаешь!

— Я должен завязать тебе глаза!

— Делай со мной все, что найдешь полезным и необходимым, великий и мудрый эфенди!

Шейх-уль-Ислам взял большой темный платок, с необыкновенной тщательностью завязал им глаза Сирры, набросил на ее плечи широкий плащ и помог ей закутаться в него. Она была мала, как карлица, и всегда выглядела уродом, как ни скрывай и ни укутывай ее безобразную фигуру.

— Пойдем, я поведу тебя, ведь ты ничего не видишь! Я отведу тебя в одно место, где, если только беспрекословно будешь повиноваться мне, начнется для тебя беззаботная и прекрасная жизнь, — сказал Шейх-уль-Ислам и взял Сирру за правую руку.

Из башни Мудрецов, где находились Мансур-эфенди и Черный гном, вела постоянно закрытая на замок дверь к выходу из развалин Кадри, которым пользовался только Шейх-уль-Ислам.

Он отворил двери и вошел, ведя Сирру, в темный коридор башни и скоро достиг отверстия в стене, почти совершенно закрытого терновником и другими кустарниками.

Отсюда он вместе с Сиррой вышел на воздух. Между тем уже настал поздний вечер, и везде царствовал мрак.

Шейх-уль-Ислам пошел, погруженный в думы, к карете, стоявшей по другую сторону развалин. Он сел в экипаж рядом с Черным гномом, захлопнул дверцы кареты и только тогда отдал кучеру приказание ехать к Рашиду-эфенди.

Конак этого знатного, но почти обедневшего вследствие склонности к мотовству человека был, очевидно, известен кучеру.

Рашид-эфенди был чиновником министерства внутренних дел и имел одно желание — любым способом как можно скорее стать пашой или визирем, чтобы иметь возможность разом поправить свои дела и начать богатую и роскошную жизнь.

Рашид был слепо предан Шейху-уль-Исламу, которому он был обязан своим положением. Он и теперь вел роскошную жизнь и имел в своем распоряжении маленький дворец, роскошнее и изящнее которого трудно было и желать. Он надеялся уплатить свои долги, как только, сделавшись визирем или муширом, будет располагать большими средствами, а пока брал в долг все новые суммы и всегда находил людей, которые охотно ссужали его деньгами без всякого ограничения. Он принадлежал к тем натурам, которые проводят всю жизнь в развлечениях, и таких людей в Константинополе очень много, так называемые знатные круги переполнены ими.

Скоро карета остановилась перед домом Рашида в Скутари.

Мансур-эфенди приказал Черному гному не выходить из кареты, а ждать его возвращения и хранить глубокое молчание. Затем он вышел из экипажа и вошел в дом.

Рашид недавно вернулся со службы, кончил обедать и курил сигару, прихлебывая горячий черный кофе из своей богато разрисованной чашки.

Когда слуга доложил ему о Шейхе-уль-Исламе, он бросил сигару и поспешил навстречу своему могущественному покровителю, чтобы проводить его в гостиную.