Георг Борн - Султан и его враги. Tom 1

— Аллах есть любовь, все люди братья! Вера но должна разлучать, она должна вносить согласие! — повторял стоящий у пирамиды.

— Да будет твоим путеводителем Аллах! Иди с миром! — прозвучал голос пустыни.

Человек в рваном кафтане склонился, сложив на груди руки, перед пирамидой, как перед повелителем, и хотя никого вокруг не было, он выражал глубокую почтительность разговаривавшему с ним.

— Да будет надо мной твое благословение, Бейлер-беги! — сказал он и снова поднял свою укутанную голову. Месяц осветил золотую маску у него на лбу, она ярко блеснула при лунном свете. Одинокий путник повернул от пирамиды в сторону и снова вернулся на большую караванную дорогу, по которой и исчез в полумгле наступающей ночи.

Ветер замел следы его шагов на песке, ни одно живое существо не слышало ни его слов, ни голоса пустыни.

Вернемся теперь к Солии, дочери пустыни, направлявшейся к палатке, где лежал раненый Сади без чувств.

Борьба ее была решена! Перед мертвой головой своего жениха она снова призвала на память долг кровавой мести, и, гневными словами отослав Эль-Омара, пошла к палатке. Полог ее не был откинут. Ничто не указывало на то, чтобы кто-то был в палатке.

Кровавая Невеста вынула из ножен широкий блестящий ханджар [15] Ханджар или ятаган — обычное оружие на востоке: оно длиннее кинжала, мало изогнуто и заострено с внутренней стороны. Рукоятка обычно бывает из металла, но иногда из слоновой кости или зубов моржа, у бедных же воинов — из дерева и большей частью имеет дужку. Ножны покрыты кожей или бархатом. и держала его в своей сильной руке, чтобы немедленно выполнить долг мести над лежащим без чувств врагом.

Она откинула полог палатки и вошла в нее — она не хотела еще раз смотреть в лицо раненого, не хотела больше видеть его черты, чтобы не поддаться искушению.

Но когда она вошла в палатку и окинула ее взглядом, ею овладел ужас — палатка была пуста! Не грезилось ли ей? Нет! Неподвижно стояла она и глядела на то место, где недавно лежал Сади, — оно было пусто!

Ужас Кровавой Невесты был невыразим! Что случилось? Куда девался раненый враг? Кто похитил его у нее? Она откинула полог у входа, чтобы лунный свет мог лучше проникнуть внутрь палатки, — она искала его с отчаянной торопливостью.

Раненый исчез, палатка была пуста. Ничего, кроме кровавой лужи на полу, не обозначало того места, где лежал Сади. Тогда в уме Солии мелькнула мысль, что никто другой кроме Эль-Омара не мог похитить раненого врага. Она застала его у палатки! Он наблюдал за ней и, может быть, заметил ее нерешительность, а потому взял у нее врага, чтобы убить его. Солия содрогнулась — ее душил этот позор. Что если Эль-Омар сообщил всему племени, что Кровавая Невеста не решилась убить врага и что он взял его, чтобы она не смогла его пощадить.

Этого не могла вынести Солия! Мысль эта сводила ее с ума, страшно волновалась кровь в ее жилах!

Кто другой, как не он, мог сделать это? Она поместила раненого в пустую палатку, посреди лагеря, рядом с шатром эмира.

Отряд солдат раненого бея был разбит, уничтожен, ни один враг не мог отважиться проникнуть в лагерь, который со всех сторон тщательно охранялся стражей.

Как фурия, как лишенная жертвы тигрица, металась Солия в напрасных поисках. Исполненная неукротимого гнева, выскочила она, все еще с блестящей саблей в правой руке, из шатра. Кругом ничего не было видно — лагерь был безмолвен и пуст!

Кровавая Невеста схватила свой сигнальный рожок, висевший у нее на поясе, и в ту же минуту раздался ужасно неприятный звук, извлеченный из рожка. Это был звук, потрясающий окрестность, трепетавший в воздухе, наполнявший всю долину; это был сигнал, известный всему племени, который очень часто ночью созывал воинов к битве. Страшно звучал он в тишине ночи.

Удивительно было действие этого рожка. В несколько секунд весь лагерь, в это время тихий и безмолвный, как будто вымерший, мигом пришел в движение, воины вскочили и ловили своих коней, зазвенело оружие, раздались приказания, и все, в одну минуту забыв сон, были уже готовы к бою.

Братья Кровавой Невесты также вышли из шатра, а старый эмир явился узнать, что случилось и почему раздался призыв к наступлению.

— Слушайте! — вскричала Солия громовым голосом, неукротимое бешенство делало из нее гиену. — Идите все сюда! Случилось неслыханное дело! Ни на что не похожий, бесчестный поступок! Раненый враг, которого я хотела принести в жертву мести, похищен у меня из палатки, куда он был отнесен!

— Бей исчез? — воскликнул Абу-Фарези, один из братьев Кровавой Невесты. — Сам он не мог убежать!

— Он был без чувств, — отвечала Солия.

— Кто же похитил его у тебя? — спросил Абу-Варди, другой брат Солии. — Враг не мог проникнуть в наш лагерь.

— Этот враг должен быть внутри лагеря, — воскликнула Кровавая Невеста, — я видела Эль-Омара, бродившего около палатки. Я требую ответа у Эль-Омара!

— Эль-Омар! Эль-Омар! — прозвучало по рядам палаток.

Молодой араб спокойно и гордо подошел к Солии и ее братьям.

— В чем меня обвиняют? — спросил он.

— В измене! — воскликнула Кровавая Невеста в страшном гневе. — Никто другой, кроме тебя, не мог похитить у меня раненого врага!

— Ты думаешь, что так как ты пощадила его и чувствуешь к нему любовь, то я исполнил за тебя твою клятву мести и убил бесчувственного бея, — отвечал Эль-Омар, — по я не сделал этого, я не нарушил твоего права.

Слова молодого араба были мгновенно прерваны. Солия в неукротимом бешенстве пустила в него копьем. Позор, который нанес Эль-Омар Кровавой Невесте своими словами, возмутил и старого эмира, и его сыновей. Копье Солии ранило молодого араба, но он пошатнулся только на минуту, и, хотя кровь струилась из его раненого плеча, он преодолел боль и бурю своих чувств и стоял, холодно улыбаясь и вполне владея собой.

— И ты смеешь, презренный, поносить меня? — воскликнула Солия. — Если бы я не заботилась о том, чтобы ты сознался, куда девал раненого врага, я бы немедленно убила тебя!

— Чтобы заставить меня замолчать, ты хочешь допустить несправедливость! В первый раз ты пощадила врага, я видел это! Ты хотела остаться незамеченной, но я был свидетелем! Ты стояла на коленях перед врагом и с восторгом смотрела ему в лицо вместо того, чтобы убить его.

— Замолчи, дерзкий! — воскликнул Абу-Фарези, — Знаешь ли ты, на кого бросают подозрения твои злобные слова? Солия стоит выше подобного позора! Твоя злоба не попадет в нее! Но оправдайся и отведи от себя подозрение в похищении раненого врага, сделанного для того, чтобы досадить Солии и бросить на нее подозрение.

— Да, отведи от себя этот тяжкий грех, Эль-Омар! — согласился Абу-Варди со своим братом. — Что скажет мой мудрый и высокий отец?