Мария Романова - Екатерина Великая. Сердце императрицы

– Ваше искусство необыкновенно, сударь мой!

– Оно лишь зеркало для отражения вашей несравненной красоты! – с поклоном ответил парикмахер. Он видел, какое впечатление произвело на девушку дело его рук, чувствовал ее восхищение. А что может быть приятнее мастеру, чем восхищение плодами его усилий?

В феврале темнеет рано. В пять пополудни бал по случаю дня рождения великого князя был уже в разгаре. О, он превосходил не только все виденное Фике ранее, но и все описания балов, о которых она когда-либо читала. Свет от тысяч свечей отражался в роскошных драгоценностях, играл в огромных бриллиантах перстней и диадем, платья нарядных взволнованных дам соперничали друг с другом богатством отделки и смелостью кроя. Придворные кавалеры лорнировали дам, не столько избирая себе спутницу на ближайшую ночь (о чем, конечно, Софию неоднократно предупреждала матушка в дороге, сетуя на свободные нравы елизаветинского двора, – кто бы говорил…), сколько любуясь делом рук мастеров ювелирного и пастижерского дела. Да и сами кавалеры (на вкус Фике, разумеется) порой выглядели разряженными, как павлины.

Шепотки, тихий смех, шарканье бальных туфелек… Все ждали императрицу. Иоганна от волнения, не показного, истинного, сжала пальцы дочери с такой силой, что София застонала.

– Простите, дитя мое. – Да и шепот выдавал, насколько Иоганна сейчас не похожа на себя обычную. – Я не могу унять сердцебиения. Столь большой праздник…

София перевела дыхание – о да, праздник и в самом деле нешуточный. К тому же в воздухе разлито какое-то странное беспокойство, словно двор не знает еще – радоваться или горевать.

И вот, как вчера, распахнулись двери в дальнем конце зала и на затейливые мраморные полы ступила императрица. Общий вздох восхищения как нельзя лучше подтвердил, сколь хороша она сейчас.

Роскошное платье шоколадного цвета удивительно подчеркнуло цвет кожи Елизаветы, богатая вышивка серебром заиграла в ярком свете, россыпь необыкновенных драгоценностей на шее, корсаже и в прическе отделила ее от всех в этом зале. За спиной императрицы София увидела высокого статного господина с правильными чертами лица, с манящим взором темных глаз, в расцвете истинно мужской красы. «Это Алексей Разумовский, – поняла девушка по тому, как к нему обращалась императрица. – “Ночной император”… Злые языки… Ими движет глупость и зависть… Но как сыскать место, где их нет?»

Императрица что-то прошептала графу, и девушка увидела на властном лице Елизаветы подлинное чувство.

«Могу спорить, что это не простой фаворит, как бы меня ни уверяла матушка… Наверняка эти двое тайком венчаны… И думаю, вовсе не вчера. Надо быть совсем уж глупой гусыней, чтобы не видеть, что их соединяет. О, если бы меня с моим мужем связало подобное чувство, если бы Петр испытывал ко мне такую же любовь, как сей достойный господин… Если бы я питала к нему чувства, похожие на те, что питает Елизавета к своему фавориту… Тогда бы я была счастливейшей из смертных!»

О да, тогда бы София Августа была самой счастливой из всех принцесс, которые выданы без согласия в дальние страны из политических соображений…

Елизавета сделала приглашающий жест.

– Идите, София, не стойте как столб! Императрица приглашает вас подойти поближе!

Такое знакомое, даже отрадное в эти минуты шипение матери отрезвило девушку. Она подошла к Елизавете, вновь поразившись тому, сколь мила и естественна ее улыбка.

– Хорошо ли почивала, девочка? – вполголоса произнесла императрица.

– Благодарю, матушка, отлично.

Елизавета вновь улыбнулась – девочка так старательно произносила по-русски столь трудное слово. «Да, – подумала императрица, – дурачку-то моему Петруше какой щедрый подарок достался. Удержит ли он сей цветок, достанет ли у него сил?»

Повинуясь едва заметному кивку, Разумовский сделал шаг вперед. Теперь было видно, что в руках у него синяя бархатная подушечка, на которой что-то ярко блестит.

– Герцогиня Ангальт-Цербстская, наша венценосная сестра, поди ближе!

В зале, полном народу, голос Елизаветы был, против ожиданий, слышен великолепно. О, юной Фике стало ясно, сколь многому ей придется учиться. И отрадно, что, взяв за образец императрицу, удастся выучиться всему, что умеет это необыкновенная женщина.

«Именно все, что присуще ей! Мне половины не надо!»

Новое платье Иоганны, на взгляд Фике, не очень ей шло, однако сама герцогиня, было видно, просто в восторге от столь щедрого подарка Елизаветы. Смелый вырез, рукава-буфы, фижмы, шлейф. Портные постарались на совесть.

– Сестрица наша, сердце не в силах скрыть той радости, что кипит в нем. Отрадно, что именно в день рождения великого князя дано мне лицезреть тебя, матушка, и твою прекрасную дочь. Ваше путешествие через половину Европы достойно самого щедрого вознаграждения! А сии безделицы – лишь малая часть оного!

«Безделицами» оказались ордена Святой Екатерины, украшенные эмалевым портретом мученицы и бриллиантом изумительно чистой воды. Статные дамы, которые все это время были за спиной императрицы, вышли вперед и, аккуратно взяв в руки сию немалую награду, прикололи их герцогине и Софии. Фике поразилась тому, какое облегчение отразилось на лице матери. Однако сейчас было не время вдаваться в расспросы – уж слишком торжественным был момент. И сама императрица, и ее приближенные были явно взволнованны.

Лишь поздно вечером попав в отведенные им покои, София смогла расспросить мать.

– Что это за награда, матушка? Отчего столь сильно взволновала она тебя?

– Дитя, это вторая по важности награда Российской империи. Утверждена она была самим Петром Первым.

Знак сей вручается только, слышите, дитя мое, только членам императорской фамилии!

– Но ведь мы же родственники, матушка…

– О, как же вы все-таки глупы, дитя! Теперь я, а значит, и вы – члены российского императорского рода!..

(Иоганну было не перевоспитать, она опять все приняла только на свой счет. Фике улыбнулась этим словам, вспомнив, каким взглядом одарила императрица «свою венценосную сестру», увидев «приданое» Софии.)

– И это значит, что теперь вы наверняка станете женой великого князя! А я стану вашей первой конфиденткой, ибо кто лучше матери даст дочери мудрый совет.

«О нет, только не ваши “мудрые” советы, матушка!»

К счастью, Иоганна не увидела выражения лица своей дочери. Более того, мечтами она была уже там, в прекрасном будущем. Там, где к ней были приставлены не только камергер, камеристка, пажи. Там, в будущем, у матери великой княгини будет свой, отдельный двор!

Мысли же Фике были об ином. Она поняла, что главное свершилось. Что теперь она непременно станет женой Петра. Что Елизавета приняла ее в свою семью и защитилась таким образом от возможных нападок. Теперь никто не посмеет указать императрице на то, что у страны нет наследника престола, что в любой момент, стоит только ей, Елизавете Петровне, занемочь, великая страна будет обречена погибать без мудрого правителя.