Георг Борн - Султан и его враги

— Это ты, Золотая Маска! — вскричал он в ужасе.

— Молчи и поднимись! Я поведу тебя! — отвечал тот же голос.

Дервиш молча повиновался. Он почувствовал, что кто-то взял его за руку. Дверь отворилась, и он ощутил свежесть ночного воздуха. Он не мог ничего видеть, так как глаза его были завязаны, казалось для того, чтобы он не видел, куда его ведут.

Уже однажды слышал Гаким, что один из слуг Мансура попал в руки Золотой Маски, этого таинственного существа, которое было так страшно всем тем, кто был виновен перед Аллахом и людьми.

Но тогда Гаким не верил этому, считал это басней, выдумкой, и вдруг ему пришлось убедиться в своей ошибке таким странным и ужасным образом. Он, никогда ничего не боявшийся, чувствовал теперь, что страх леденит кровь в его жилах.

— Куда ты меня ведешь? — спросил он дрожащим голосом.

— Не спрашивай! Молчи! — раздалось в ответ.

Между тем он чувствовал, как его привели к берегу моря, как посадили в лодку и после часового переезда заставили выйти на берег.

Пройдя еще несколько шагов, его проводник остановился: очевидно, они достигли цели.

— Дервиш Гаким здесь! — сказал кто-то.

— Сними с него повязку и развяжи ему руки! — ответил чей-то голос.

В ту же минуту, как по волшебству, повязка исчезла с глаз Гакима, и он почувствовал, что руки его свободны.

Вокруг него на камнях сидели семь человек в зеленых головных повязках и с узкими золотыми полосами на лбу.

Ужас объял Гакима при виде этих таинственных существ, совершенно похожих одно на другое, сидевших молча и неподвижно.

Он раньше слышал о Золотой Маске и знал по описанию его наружность настолько, что мог узнать его, но тут перед ним был не один, а семь Золотых Масок.

И где он был? В каких-то развалинах, так как кругом кое-где еще стояли уцелевшие стены.

— Гаким, дервиш из развалин Кадри! — раздался вдруг глухой голос. Один из Золотых Масок заговорил. — Мера твоих преступлений переполнилась. Ты обвиняешься в том, что убивал невинные жертвы в Чертогах Смерти. Сознаешься ли ты в этом?

— Это ты, Золотая Маска! Сжалься! — вскричал дервиш, падая на колени. — Я осознаю свою вину, но все, что я делал, я делал по приказанию моего повелителя, всемогущего Баба-Мансура.

— Ты обвиняешься далее, Гаким, дервиш из развалин Кадри, — продолжал Золотая Маска, — в том, что бичевал софта Ибама до тех пор, пока смерть не избавила его от незаслуженных мук. Сознаешься ли ты в этом?

— Да! Да! Я сознаюсь! Но сжальтесь! Это велел мне Баба-Мансур!

— Далее, ты обвиняешься в том, что проник сегодня в дом гадалки Кадиджи с намерением захватить или убить ее несчастную дочь…

— Я этого не сделал! Остановитесь, — прервал дервиш умоляющим голосом. — Я этого не сделал!

— Ты не сделал этого, так как тебя схватили раньше, но это было твоим намерением и желанием. Сознаешься ли ты в этом?

— Выслушай меня! Это не было моим желанием! Меня послал Баба-Мансур.

— Вы слышали все, братья мои! — сказал говоривший, обращаясь к своим шестерым товарищам. — Теперь я спрашиваю вас: виновен ли Гаким, дервиш из развалин Кадри, в преступлениях, которые могут быть искуплены только смертью?

— Нет! — сказал один из Золотых Масок.

— Нет! — повторили остальные.

— Значит, ему следует другое наказание? — продолжал обвинитель.

— Да! Пусть он будет изгнан! — раздалось в ответ, и эти слова были повторены всеми Золотыми Масками.

— Как! Вы не убьете меня? Вы пощадите меня! — вскричал дервиш, который думал уже, что наступил его последний час.

— Отведите его в подземелье! — приказал обвинитель.

В ту же минуту дервиш почувствовал, что ему снова завязали глаза и повели.

В это время Гаким услышал издали знакомый ему голос Лаццаро. Преступник, которому суждено было предстать перед таинственным судом после дервиша, был грек.

У него точно так же были завязаны глаза и связаны руки.

— Кто вы? Куда вы меня ведете? — кричал грек в бессильном бешенстве. — Вы, верно, слуги Мансура, который поклялся убить меня, потому что я знаю о многих его преступлениях! Но горе ему, если он осмелится убить меня!

В это мгновение с его глаз упала повязка, и он увидел себя в окружении семи Золотых Масок.

Неописуемый ужас овладел им.

— Как! Это вы?! — вскричал он беззвучным голосом. — Я в ваших руках!

— Лаццаро, грек по рождению, слуга принцессы Рошаны и Мансура-эфенди, — послышался глухой голос обвинителя, — мера твоих преступлений переполнилась. Ты обвиняешься в том, что убил сына толкователя Корана Альманзора и положил его на базарной площади, чтобы могли подумать, будто он убит в драке с кем-то.

— Откуда вы это знаете? — вскричал в ужасе Лаццаро.

— Or нас ничего не скроется. Сознаешь ли ты спою вину? Ты молчишь — это молчание и есть твой ответ. Ты обвиняешься далее в поджоге дома муэдзина Рамана, отца Сади-паши, и в преследовании дочери Альманзора! Сознаешься ли ты в этом?

— Я любил ее! Я хотел обладать ею! — вскричал грек. — Страсть делала меня безумным.

— Далее, ты обвиняешься в покушении на убийство дочери галатской гадалки Кадиджи, а также в том, что вместе с солдатом негром Тимбо убил бывшего султана Абдула-Азиса.

— Аллах! — вскричал в ужасе Лаццаро, как будто бы он был мусульманином. — Вы знаете все! Вы всеведущи! Вы убьете меня?

— Сознаешься ли ты в своей вине? — продолжал обвинитель.

— Вы знаете все! — сказал грек после минутного молчания. — Что может скрыться от вас, всемогущих и всеведущих? Разве поможет мне ложь? Вы знаете мои поступки лучше, чем я сам. Я в вашей власти. Я знаю, что мне не избежать смерти…

— Молчи, грек! — прервал обвинитель. — Отвечай на заданный тебе вопрос. Твоя участь еще не решена. Вы слышали все, братья мои, — продолжал он, обращаясь к остальным таинственным судьям, — теперь я спрашиваю вас, виновен ли грек Лаццаро в преступлениях, которые может искупить только смерть?

— Да! Он виновен! Пусть он умрет! — послышался глухой голос одного из Золотых Масок.

Грек отчаянно вскрикнул.

— Он виновен! Он должен умереть! — повторили остальные.

Лаццаро видел, что он погиб, если ему не удастся при помощи какой-нибудь хитрости добиться отсрочки казни.

— Пусть он умрет! — заключил обвинитель. — Имеешь ли ты что-нибудь сказать, грек Лаццаро?

— Ваше решение справедливо, я это чувствую! — отвечал Лаццаро с притворным смирением и покорностью. — Я знаю, что ничто уже не может спасти меня, что мне не избежать смерти! Поэтому я хочу теперь высказать вам, всемогущим, все, что лежит у меня на душе. Выслушайте мои последние слова, последнее желание! Я ненавижу Мансура всеми силами души! Что значу я со всеми своими преступлениями в сравнении с ним! Разве худшие из них не сделаны по его приказанию? Разве вся эта война не дело его рук? Что такое Лаццаро в сравнении с этим дьяволом? Дитя! Ученик! Я ненавижу его, как своего смертельного врага, который уже два раза пытался убить меня. Мне хотелось бы перед смертью видеть его наказанным, выдать его в ваши руки!