Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа

Кирилл, молодо спрыгнув на землю, разминая ноги, прошёлся туда-сюда по пыльной площадке для отстоя машин.

Но маршрутного автобуса на остановке не оказалось, и Назаров обогнул здание автовокзала с фасадной стороны, где всегда можно было нанять до города или такси, или частника.

Там действительно табунилась, бездельничая, стайка водителей, которые сразу же, без лишних разговоров, наперебой предложили ему прокатиться «в любую сторону его души».

Город величиной в один размах руки, и Назаров – вот уже задрав голову снизу вверх, стоит возле присутственного здания.

«Вот парадный подъезд, по торжественным дням…»

На душе было муторно от предчувствия того, что Карамба, пользуясь связями в мире «понятий», распиливает по своему обычаю деньги дольщиков.

В стране жизнь по понятиям давно уже заменила жизнь по закону…

Положение депутата делает его недосягаемым для правосудия, а Кирилл – вот он весь! Хотя ни одной бумаги с финансовыми делами он не подписывал, кроме тех, что требовались для строящегося объекта.

Но это, – если будет разбираться, действительно, оно, правосудие.

А где право?

Как говорилось когда-то: «Прав не тот, кто прав, а у кого больше прав!». Ну, если по теперешнему, то правы все, кто может откупить себе право.

С тяжёлым сердцем Кирилл поднимался по широкой крутой лестнице оправленной в гранит и мрамор к парадному подъезду административного здания.

Здесь всё напоминало – мал человек и подл в своей обыденной ничтожности. Куда идёшь, мужик? Здесь боги восседают на Олимпе! «Оставь надежды, всяк сюда входящий!»

Назаров глубоко вздохнул и потянул на себя тяжёлую дубовую дверь.

– Уфф! – сказала дверь, и перед ним вырос высокий овальный хомут на подставке в виде огромной буквы «О» для сканирования карманов посетителей.

Что-то виделось похабное, матерное в этом овале.

Кирилл усмехнулся своим неподобающим в данный момент мыслям.

Наверное, скоро придумают сканировать не только карманы, но и мысли, с которыми просители будут приходить сюда для решения своих проблем, чтобы сразу – щёлк наручники! – А, подлец ты, с пустыми карманами да к нам! Выкинуть подлеца наружу! Чтобы знал своё место!

Перед Назаровым, как Ванька-встанька, вырос дюжий молодец в милицейских погонах:

– Сто-ять! – положил тот широкую ладонь на плечо Кириллу, когда он, слегка пригнув голову, хотел было нырнуть в этот металлический овал. – Куда?

– Туда! – кивнул головой Назаров в сторону хомута.

– Не положено!

– Мне к Шитову, по личному вопросу!

– А у нас все – по личному! Общественное – в стране Советов осталось! Шитов по обмену опытом в Париж отбыл. Приходи через недельку, он все твои вопросы решит, если они решаются. Приходи, чего ты?..

Но Кирилл, несколько обескураженный «тыканьем» этого привратника в погонах сержанта, уже стоял на улице, оглядываясь по сторонам – куда теперь податься?

Номер своего сотового телефона депутат Шитов никому из посторонних не доверял, и у Назарова его тоже не было. «Я тебя сам найду, когда понадобишься. Звони по рабочему! Мне скажут!» – и всё! Повернётся, бывало, с усмешкой и снова в свой огромный, как броневик, американский «Хаммер» на заднее сидение заваливается. По-ехал!

Постоял, постоял Назаров возле мавзолейного вида здания, где отбывают свою службу руководители области, и подался к себе на квартиру принять душ и потом, в тишине, решать свои навязчивые кроссворды, от которых уйти никак невозможно.

Возле подъезда его остановила соседка, языкатая, бойкая бабёнка неопределённых лет, но определённого направления во всегдашнем с ним разговоре:

– Кирилл Семёнович, дорогой наш человек, что-то в твоей квартире всё время такая тишина стоит? Просто невдомёк! И женского голоска не слышно? В монахи, что ль, записался? Такой молодой, счастливый, и – холостой?

– Вот потому и счастливый, что холостой! – отмахнулся Кирилл от назойливой женщины и поднялся в свою квартиру.

Сухо, как спусковой крючок, щёлкнул заждавшийся хозяина замок, и дверь легко подалась, выдохнув застоялый воздух. Кирилл, не включая свет, огляделся по сторонам.

Тишина. Ни шороха. Ни вздоха.

Квартира встретила его угрюмым равнодушием. Да и хозяин ли он здесь? На полировке стола, под неверными, путающимися в тополиной листве лучами солнца проглядывали старые засохшие пятна то ли от пролитого вина, то ли от крутого кофе.

Беспорядок постели со взбитыми простынями и забытый женский лифчик, лучше всего говорили о скоротечной, поспешной любви и холостяцком унылом бесприютстве.

Что-то менять в такой жизни надо, а что, Кирилл и сам не знал.

Постоянного присутствия женщины на этой суверенной территории он никак не допускал.

Как все старые, задубелые одиночки, Назаров и представить себе не мог в своей квартире ни одной женщины, согласившейся разделить с ним судьбу.

Сколько бы он ни примерял к себе такую ситуацию, сколько бы ни представлял рядом с собой женщину, всё выходило – или пошлый пьяный бред, или занудливое бытование под одной крышей разных человеческих существ.

Когда люди женятся? Правильно, в молодости, когда зашкаливает давление и дыхание прерывается от одного короткого соприкосновения взглядами, а, если хорошо повезёт, то и рукавами.

Была у него в школе одна тайная любовь, о которой никто не знал и не догадывался – приехавшая с родителями на короткий срок в Бондари девочка с лучезарным именем Света. Она училась с ним в параллельном классе только один год, а вся жизнь потом светилась её именем.

Сколько раз в ребяческих мечтах он с головой погружался в тот душный, вязкий омут первых, не выплеснутых чувств к этой девочке с невозможным взглядом из-под пушистых, как одуванчики, ресниц.

Но отец девочки неожиданно получил в области начальственную должность, и все остальные три года школьной учёбы Кирюши Назарова прошли бесцветно и невыразительно.

Может быть, поэтому ему никак не удавалось повторить те одурманивающие воображение чувства.

Увы, одуванчики улетели в слепящий и зияющий зенит…

Даже трагическая связь с Диной, с его по-настоящему первой женщиной, не сумела оборвать тоненькие ниточки-струны, которые нет-нет, да и отзовутся в его душе мелодичным серебряным звоном.

Хотя тогда в нём поселился и вырос, распуская стебли, ядовитый цветок равнодушия к противоположному полу с налётом лёгкого цинизма, отравляя радость общения.

А звон нет-нет, да и напомнит о несбывшемся, которое никогда не может сбыться.

…После освежающего душа, сон был лёгкий и крылатый, как в мальчишестве. И утро было гораздо мудренее вечера: «Да, пошёл он, этот жучок-древоточец с его непомерным аппетитом! Бюджет стройки висит полностью на этом вонючем депутате, вот пусть он и расхлёбывает! Карамба к таким вещам привык, выпутается. А я тоже отдыхать поеду в Гагары! Фу ты, чёрт! В Гагры! «…Ах, море в Гаграх!» – вспомнил он старую, теперь уже забытую песенку весёлых пляжных курортников.