Артуро Перес-Реверте - Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Кискорос вертел в руках свой пистолет, но было видно, что мысли его находятся совсем в другом месте. Он морщил губы, не зная, на что решиться.

— Говори.

Не сводя с него глаз, Кой снова прислонил затылок к переборке.

— Предположим, — сказал он, — что Танжер в тебе больше не нуждается. Твоя работа, а именно контролировать Палермо, убеждать меня, что она нуждается в защите и находится в опасности, закончилась тогда, когда ты нас удержал здесь и она ушла. Больше ей от тебя ничего не нужно. И что, по-твоему, она делает сейчас? Как скроется с изумрудами? В аэропортах ручную кладь просвечивают рентгеном, а в багаж такую хрупкую вещь она сдать не рискнет. Арендованный автомобиль? На шоссе бывает очень опасно. Поезд? Границы и неудобные пересадки… И что тебе приходит в голову?

Кой умолк в ожидании ответа. Он получил неожиданное облегчение от того, что произнес все это вслух; он словно бы поделился стыдом и желчью, которые переполняли его. Хорошенькая ночка, подумал он. Для всех. Для твоего босса. Для Пилото. Для меня. И ты, придурок, свое получишь.

Но ответ поступил не от Кискороса; Палермо хлопнул себя ладонью по ляжке:

— Ясно. Корабль! Чертов корабль!

— Совершенно верно.

— Ну и умна же, чертовка!

— Вот именно.

Стоя возле трапа, ошеломленный Кискорос старался переварить услышанное. По его лягушачьим глазам видно было, что он мечется между презрением к ним, подозрительностью и вполне разумными сомнениями.

— Слишком много предположений, — сказал он наконец. — Ты думаешь, что ты сильно умный, но все у тебя построено на догадках, все это нагромождение ничем не подтверждается… Никаких доказательств. Ни одной реальной зацепки.

— Ошибаешься. Зацепки есть, и очень даже реальные. — Кой посмотрел на часы, они остановились. Он повернулся к Пилото, который молча, но внимательно слушал. — Сколько времени?

— Половина двенадцатого.

Кой с издевкой взглянул на Кискороса и усмехнулся сквозь зубы. Аргентинец, не зная, что Кой смеется над собственной глупостью, принял его смешок на свой счет, и это ему очень не понравилось. Он снова наставил пистолет на Коя.

— В час ночи, — сообщил ему Кой, — в море уходит «Феликс фон Лукнер» пароходства «Зеланд Шип». Под бельгийским флагом. Он делает два рейса в месяц из Картахены в Антверпен. Груз — цитрусовые, думаю. Берет пассажиров.

— Ну и дрянь, — едва слышно прошептал Палермо.

— Меньше чем через неделю она продаст изумруды совершенно определенному скупщику на Рубенштрассе. Это может подтвердить твой бывший босс. — Кой кивнул Палермо:

— Скажите ему.

— Да, это правда.

— Вот видишь. — Кой снова рассмеялся тем же неприятным смехом. — Она даже открыткой запаслась, чтобы послать тебе оттуда.

И Кискорос начал ломаться. В полной растерянности он поднимал и опускал голову, мучительно избавляясь от веры в Танжер. Даже у подлецов, подумал Кой, есть какая-то честь.

— Ничего подобного она не говорила. — Кискорос пристально, словно обвиняя, смотрел на Коя.

— Еще бы она тебе говорила. — Во рту у Палермо была сигарета, но он ее так и не прикурил. — Болван.

Кискорос все больше подавался.

— Мы взяли напрокат машину, — прошептал он в замешательстве.

— Можешь сдать ключи, — посоветовал Палермо. — Она тебе не пригодится.

Он долго чиркал зажигалкой, но безуспешно; тогда он наклонился над керосиновой лампой с сигаретой в зубах. Казалось, его приводит в восторг шутка, которую она сыграла с ними, каждому досталось, никого не забыла.

— Она никогда… — начал было говорить Кискорос.

Может, еще успеем, думал Кой, взбираясь по трапу; ночной воздух, доходивший сюда из прямоугольного люка, освежал лицо. Небо было ясное, звездное, фантасмагорические силуэты разрезанных кораблей казались еще чернее в свете портовых фонарей.

Внизу, в трюме, аргентинец уже не скулил. Скулить он перестал, когда Палермо прекратил бить его ногами по голове; кровь, пузырясь, хлестала из разбитого носа, смешивалась с ржавчиной на полу трюма, испарялась на его дымящейся одежде. До того, испуская дикие вопли, он пытался погасить свой горящий пиджак — Нино Палермо, наклонившийся над лампой, чтобы прикурить сигарету, вдруг метнул ее в Кискороса; в темноте огромного трюма лампа с шипением описала дугу едва не задев Коя, и попала прямо в грудь аргентинцу, который успел произнести только два слова «она никогда». Теперь они уже не узнают, чего бы она никогда не сделала или не сказала, поскольку в тот миг лампа обрушилась на него, керосин разлился, пола его пиджака занялась огнем, а керосин разлился по полу. Почти в ту же секунду Кой и Пилото вскочили, но Палермо оказался проворнее и уже успел подобрать пистолет. Все трое стояли и не. мигая смотрели друг на друга, а Кискорос корчился на полу среди языков пламени и издавал истошные вопли, от которых в жилах стыла кровь. Наконец Кой схватил пиджак Палермо, сбил пламя и бросил пиджак на аргентинца. От Кискороса несло паленым мясом, на месте волос и усов были жуткие ожоги, он скулил, а в промежутках издавал странные глухие звуки, будто полоскал горло расплавленным оловом.

Вот тогда-то Палермо и стал его бить по голове ногами — методично, словно подсчитывая удары. Словно выдавал уволенному работнику купюры в качестве выходного пособия. Потом с пистолетом в руке, но не целясь, улыбнулся отнюдь не радостной улыбкой, удовлетворенно вздохнул и спросил Коя: ты в деле или нет? Так и сказал: ты в деле или нет, глядя на последние языки пламени, вырывавшиеся из разбитой лампы. Выглядел он при этом как акула, которая под покровом ночи отправляется сводить старые счеты.

— Если с ней что-нибудь случится, я тебя убью, — ответил Кой.

Это было его условие. И Кой его поставил, хотя хромированный пистолет с перламутровой инкрустацией держал в руке не он. Палермо не возмутился, он только стал еще больше похож на акулу и ответил: согласен, сегодня мы ее убивать не будем. Положил пистолет в карман и быстро стал подниматься по трапу, к прямоугольному отверстию, в котором сияли звезды. И сейчас все трое — Палермо, Кой и Пилото — бежали в темноте по палубе сухогруза, а там дальше, в порту, готовился отдать швартовы «Феликс фон Лукнер».

Одно окно в пансионе «Картаго» светилось. Рядом с Коем раздался смешок запыхавшаяся собака переводила дух.

— Сеньора пакует багаж, — сформулировал Палермо то, что и так было понятно.

Они стояли под пальмами у городской стены, внизу, позади них, сиял огнями порт. В конце пустынного проспекта виднелись иллюминированные корпуса Политехнического университета.

— Дайте мне сначала поговорить с ней, — попросил Кой.

Палермо прикоснулся к карману, в котором лежал пистолет Кискороса.