Эдуард Зорин - Большое Гнездо

— Отколь же мне ведомо?

— Колосей небось все рассказал.

— Колосей-то рассказал, да от тебя слышать хощу…

— Вот те хрест, не хотел я убивать попа, — запинаясь, стал оправдываться мужик. — А мне што? Мне ничего. Поп тут ни при чем… Невеста у меня в Потяжницах, девка справная — нынче мне ее не видать. А попа бить я не хотел, сам под руку подвернулся — ножичек-то не ему назначен. Тут он с крестом. В драке разве разберешь?.. Эх-ха, пропала моя головушка. То ведомо, боярин, ты меня не пощадишь, на волю не пустишь. А я мужик смирной. Ей-ей, не хотел за реку ходить. И рожь я не зорил… А тут бес попутал. Ивач тако сказывал: не пойдешь, я тебя сгною. Строг наш тиун, зело строг. И рука у него тяжелая, ох, тяжелая… А я чо? Я ничо. Что хошь, делай, твоя воля, боярин…

— Нынче ласково ты запел, — сказал Одноок. — А вчера насмерть бился с моими мужиками…

— Дык оно ведомо. Кому ж охота? Коли не я, дык они бы меня — кольями-то. Сам видел. А дружки мои за реку утекли — их не догнать…

Лишние разговоры — пустая суета. Подумав, решил Одноок везти мужика с собою во Владимир, там Конобею его предъявит, а ежели понадобится, то и князю. Всеволод вспыльчив, но справедлив — спуску Конобею не даст. То-то попляшет боярин, когда кликнут ответ держать. Чужой беде хорошо смеяться, посмейся своей…

— Здравствуй, Конобей.

— Здрав будь, Одноок.

— Почто в терем не кличешь? Али гость незван? — у Одноока в прищуре глаз поблескивали лукавые искринки. Кожух на нем праздничный, широкий пояс вышит золотыми нитями, сапоги новые — с загнутыми носами, с серебряными кисточками на голенищах.

«Чего это с ним? Не за дочь ли вдругорядь свататься пришел?» — удивился Конобей, жестом пригласил соседа — проходи, гость дорогой, не стой на пороге.

— Пришел я, — улыбнулся Одноок, — не один, Конобей. За воротами еще гости ждут.

Невдомек боярину, в толк никак не возьмет, что Одноок задумал, кого за собою привел.

— Гостям стол, а коням столб, — отвечал озадаченный Конобей. — Зови, кого с собою привел, терем у меня просторный и на угощенье не поскуплюсь.

Хитро придумал боярин — кого хошь, а такого гостя Конобей не ждал. Сползла улыбка с толстого лица соседа, отвисла борода.

А сделано было все, как наказал Одноок: перво-наперво въехали отроки, а за ними на худой кобыле — мужичок: головой назад, руки связаны за спиной.

— Вот и подарочек мой, Конобей, — ласково сказал боярин. — Слава богу, довез в сохранности. Принимай, не огорчай отказом…

— Да мужик-то мне на что? — быстро оправился Конобей. — От подарка не откажусь, чтобы тебя не обидеть, а только ума не приложу, на что намекаешь…

— Не лукавь, боярин, — усмехнулся Одноок. — Как привез я тебе подарочек, так ты и в лице переменился. С чего бы это?

— А с того, что шутки эти доброму соседу не пристали. Не токмо я, кто хошь такому подарочку подивится. То, что в ссоре мы с тобою были, то давно прошло. Али снова что недоброе задумал?

Конобея не просто сбить, скоро он и вовсе оправился, стал покрикивать на Одноока, животом подталкивать ко всходу: дескать, откуда пришел, туда и возворачивайся, а на моем дворе тебе не место.

О нраве его напористом хорошо знал Одноок, потому и не поддался соседу — сила-то была на его стороне. Сила-то его — мужик на худой кобыле. Ежели что, он через весь Владимир с ним пройдет, на каждом углу кричать будет, хулить Конобея.

— Ты голоса-то на меня, боярин, не подымай, — сказал Одноок с ухмылкой. — Разговора-то у нас ишшо не было, разговор-то ишшо будет. А во дворе слуги бродят, отроки мои опять же — как бы слухи не поползли…

Образумился Конобей. И впрямь, ославит его сосед на весь город, с него все станется. Верно, сила на его стороне.

— Что ж, входи, — отступил он от порога.

Вошли бояре. Мужичка вслед за ними впихнули в терем, вышли за дверь отроки.

— Садись к столу, — пригласил Конобей.

Одноок сказал:

— Вот и ладно.

Сел, расправил на груди бороду, руку положил на столешницу. Молчал.

Конобей тоже молчал, изредка бросал косые взгляды на мужичка. Тот втягивал голову в плечи, виновато глядел в пол.

Ключница принесла в братине холодного меду, жареного гуся, поставила посреди стола блюдо с крупно нарезанным хлебом.

— Пей, дорогой гостюшко, ешь, хозяина не обижай, — с притворной лаской в голосе потчевал Одноока Конобей.

Ели с аппетитом, пили во здравие друг друга, догладывать кости бросали мужику.

— Тоже божья тварь, — говорил Конобей.

— Какой-никакой, а подарочек, — кивал Одноок.

Наелись, напились, мужика попотчевали, срыгнув, приступили к серьезной беседе.

— Твой это мужик? — спросил Одноок.

— Впервой вижу, — отвечал Конобей.

— Видишь, может, и впервой, а мужик-то из твоей деревни…

— Из моей ли, не из моей — того не ведаю.

— Эй ты! — окликнул мужика Одноок. — Боярина свово признаешь ли?

— Как не признать, — ощерился мужик и поклонился Конобею. — Как благодетеля не признать?.. Конобей это.

— А ежели побожишься?

— И побожиться могу…

Мужик поискал глазами икону, перекрестился:

— Пропасть мне на этом месте, ежели это не Конобей.

Клятва перед иконой — дело серьезное. Одноок кивнул и снова уставился на соседа. Конобей растерянно смахнул пот с лица.

— Приехал я вчера в свои Потяжницы, — медленно заговорил Одноок, — а там — беда. Мужички твои в моей деревеньке озоруют. Рожь потоптали, попа прирезали, насильничают, — ну ровно поганые… Что на это скажешь, боярин?

— У мужиков одно на уме — как поозоровать, — ушел от прямого ответа Конобей. — Спасибо тебе, Одноок. Слова твои попомню — завтра же кликну тиуна, велю расправу чинить.

— Э, куды как ловко повернул ты, боярин, — засмеялся Одноок. — Да у меня силки крепкие. Просто так ты от меня не уйдешь. Эко выдумал — расправу чинить… А мужиков кто наставлял?

— Ивач все это, — подал голос мужик. — С тиуна все и пошло…

— Цыц ты! — выдав себя, налился багровой кровью Конобей.

Верх взял Одноок, сердце запело у него петухом.

— Как же рядиться будем, боярин? Али ко князю с челобитьем идти?

Как сказал Одноок про князя, тут и совсем оробел Конобей. Дело простое, и послуха имать не надо — свой же мужик донес, от него не отмашешься. Придавил бы его, яко клопа, да не в силах боярин. Улыбнулся Конобей, как мог, приветливее:

— Почто же ко князю идти? Небось и сами урядимся…

Долго рядились, Одноок на темном деле свою выгоду искал:

— Ты мне за рожь-то потоптанную свою землицу возле россечи отдашь. Да за попа, да за то, что ко князю не пойду.

— Эко сколь нагреб, — пробормотал Конобей. — А не много ли будет?

— Да за мужика твово, — не слушал его Одноок, — за мужика сколь дашь.

— За мужика не дам ни ногаты… На что мне мужик?