Бернард Корнуэлл - Мятежник

— Не знаю.

— Не очень-то ободряющая беседа, да? — спросила Анна скорее от безысходности и тоном, который предполагал, что все ее разговоры подобным же образом затягивает в трясину меланхолии.

Казалось, она с каждой секундой всё глубже погружается в отчаяние, и Старбак вспоминал злобные рассказы Бельведера Дилейни о том, что его сводный брат терпеть не мог эту девушку, и насколько Ридли нуждался в ее приданом.

Старбак надеялся, что эти истории были лишь злобными сплетнями, иначе до чего же жестоким должен быть мир, чтобы мучать такую робкую и не от мира сего девушку, как Анна Фалконер.

— Отец и правда сказал, что эти нижние юбки для меня? — внезапно спросила она.

— Так сказал ваш дядя.

— А, Дятел, — отозвалась Анна, как будто это всё объясняло.

— Этот заказ выглядел очень странно, — галантно произнес Старбак.

— Теперь так много всего странного, — безнадежно заявила Анна, — и я не смею просить у отца объяснений. Он будет не в духе, вот увидите.

— Да?

— Это все вина бедняги Итана. Понимаете, он не смог найти Траслоу, а отец вбил себе в голову, что ему нужен Траслоу. Вы слышали о Траслоу?

— Ваш дядя говорил мне о нем, да. Как будто это довольно грозный человек.

— Но так и есть, он грозный. Он пугает! — Анна замолчала и подняла глаза на Старбака. — Могу я вам довериться?

Старбак гадал, что за жуткую историю он сейчас услышит об ужасном Траслоу.

— Почту за честь, если вы мне доверитесь, мисс Фалконер.

— Пожалуйста, зовите меня Анна. Я хочу, чтобы мы стали друзьями. А я расскажу вам, по секрету, конечно, что не верю, будто бедняга Итан рыскал у берлоги Траслоу. Думаю, Итан слишком его боится. Все боятся Траслоу, даже папа, хотя и уверяет, что не боится, — тихий голос Анны звучал очень серьезно. — Итан говорит, что ездил туда, но не знаю, правда ли это.

— Уверен, что правда.

— А я нет, — она вновь взяла Старбака под руку и зашагала дальше. — Может, вам стоит поехать поискать Траслоу, мистер Старбак?

— Мне?

Внезапно голос Анны зазвучал оживленно.

— Воспринимайте это как рыцарский обет. Все молодые рыцари моего отца должны поскакать в горы и бросить вызов чудовищу, а тот, кто привезет его с собой, будет признан лучшим, самым благородным и галантным. Что вы об этом думаете, мистер Старбак? Хотите исполнить рыцарский обет?

— Думаю, это звучит пугающе.

— Отец оценит, если вы поедете, я уверена, — сказала Анна, но когда Старбак не ответил, просто вздохнула и потащила его к крылу дома.

— Хочу показать вам трех моих собак. Вы наверняка скажете, что они самые прелестные создания в мире, а потом мы принесем краски и пойдем к реке, и вы сможете повесить в ивах эту потрепанную шляпу. Правда, у нас нет ив, по крайней мере, не думаю, что они есть. Я не очень хорошо разбираюсь в деревьях.

Но встреча с тремя собаками не состоялась, как и поход за красками, потому что парадная дверь Семи Источников внезапно отворилась, и на солнечный свет выступил полковник Фалконер.

Анна восхищенно затаила дыхание. Ее отец был одет в один из своих новых мундиров и выглядел действительно великолепно. Как будто был рожден, чтобы носить эту форму и вести людей по зеленым холмам к победе.

Серый мундир был густо расшит золотой и желтой тесьмой, переплетенной таким образом, что она образовывала широкую кайму по краям кителя, а рукава были богато украшены причудливо извивающимся галуном, поднимающимся от широких манжет чуть выше локтей.

Из-за сияющего черного ремня торчала пара желтых лайковых перчаток и свисал красный шелковый кушак с кистями. Его высокие сапоги сверкали, ножны сабли были отполированы до зеркального блеска, а желтый плюмаж на треуголке покачивался на слабом теплом ветерке.

Вашингтон Фалконер был явно собой доволен и встал так, чтобы видеть свое отражение в одном из высоких окон.

— Ну как, Анна? — спросил он.

— Чудесно, папа! — отозвалась Анна с максимальным оживлением, на которое была способна, как подозревал Старбак. Из дома вышли двое чернокожих слуг и кивнули в знак согласия.

— Я ждал форму вчера, Нат, — Фалконер не то спрашивал, не то обвинял Старбака этим заявлением.

— В ателье Шаффера опоздали на день, сэр, — с легкостью солгал он, — но они принесли глубочайшие извинения.

— Я их прощаю, учитывая великолепную портняжную работу, — Вашингтон Фалконер не мог оторвать глаз от своего отражения в оконном стекле.

Серый мундир был дополнен золотыми шпорами, а также золотыми цепочками для шпор и ножен. В кобуре из мягкой кожи лежал револьвер, его рукоять была прикреплена к ремню еще одной золотой цепочкой.

Внешние швы его бриджей были украшены белыми и желтыми лампасами, а в желтые эполеты на мундире были вплетены золотые нити.

Он вытащил свою саблю с рукоятью из слоновой кости, и утро внезапно пронзил резкий скрежет вынимаемой из ножен стали. Солнечные лучи отразились от изогнутого и отполированного до блеска клинка.

— Французская, — сказал он Старбаку, — подарок Лафайета моему деду. Теперь она отправится в новый крестовый поход за свободой.

— Вы действительно выглядите впечатляюще, сэр, — заявил Старбак.

— До тех пор, пока людям надо будет надевать мундир, чтобы сражаться, эти тряпки будут столь же хороши, как и любые другие, — отозвался полковник с насмешливой скромностью, а потом разрезал саблей воздух. — Тебя не утомило путешествие, Нат?

— Нет, сэр.

— Тогда отпусти руку моей дочери, и мы найдем тебе кой-какую работу.

Но Анна не хотела позволить Старбаку уйти.

— Работу, папа? Но сегодня воскресенье.

— А тебе следовало пойти в церковь, дорогая.

— Слишком жарко. И кроме того, Нат согласился позировать, а ты ведь не лишишь меня этого маленького удовольствия?

— Именно так я и поступлю, дорогая. Нат опоздал с прибытием на целый день, а работа ждать не будет. А теперь почему бы тебе не отправиться к своей матери почитать ей что-нибудь?

— Она сидит в темноте, принимая курс лечения льдом, предписанный доктором Дэнсоном.

— Дэнсон просто идиот.

— Но он единственный квалифицированный идиот-медик, который есть в нашем распоряжении, — сказала Анна, вновь с той искоркой оживления, которого обычно было лишено ее поведение. — Ты и правда заберешь Ната, отец?

— Правда, дорогая.

Анна отпустила локоть Старбака и наградила его на прощанье робкой улыбкой.

— Ей скучно, — сказал полковник, когда они со Старбаком вернулись в дом. — Она может болтать весь день, главным образом о всякой ерунде.

Он неодобрительно покачал головой и повел Старбака по коридору, увешанному поводьями и уздечками, трензелями и мундштуками, подхвостниками и мартингалами.

— Тебе не сложно было найти вчера ночлег?