Бернард Корнуэлл - Мятежник

Я не противился бы высоким чувствам, свойственным юности, но бросить учебу ради женщины! И встать на путь воровства! Этого уже достаточно, чтобы разбить сердце родителям, и боль, доставленная Натаниэлем его матери, как я убежден, уже превышает все мыслимые пределы той печали, в которую он вверг Господа нашего.

Однако мы не можем позабыть о своем христианском долге по отношению к кающемуся грешнику, и если, как вы предполагаете, Натаниэль действительно признался в своих грехах в духе подлинного и смиренного покаяния, мы не будем стоять на его пути к искуплению.

Тем не менее, он больше не может рассчитывать с нашей стороны на те же теплые чувства, что мы к нему испытывали, ни на то, что он заслуживает поста священника.

Я выплатил указанному Трейбеллу украденные деньги, но должен настоять на том, чтобы Натаниэль возместил их мне в полном размере, с каковой целью ему придется зарабатывать на хлеб насущный потом и кровью. Мы обеспечили ему место в юридической конторе кузена моей жены в Салеме, где трудится старший брат Натаниэля Джеймс, добрый христианин, который ныне выполняет скорбный долг в рядах нашей армии и по воле Божьей предпринял все шаги, чтобы обеспечить безопасную доставку этого послания.

Сомневаюсь, что мы с Вами когда-либо придем к согласию относительно трагических событий, которые в настоящее время разрывают нашу страну, но уверен, что Вы поддержите меня, вверяя наши надежды в руки Господа нашего Всеблагого, и во Имя Его, как я молюсь, мы сможем предотвратить этот братоубийственный конфликт и принести нашей несчастной нации справедливость и заслуженный мир.

Отдаю Вам дань уважения за Вашу великодушную доброту к моему сыну и пылко молюсь за что, чтобы Вы оказались правы, описывая его готовность вымолить у Господа прощение. Я также молюсь за всех наших сыновей, за то, чтобы Господь сберег их жизни в эти несчастные времена.

P.S. Мой сын, капитан армии Соединенных Штатов Джеймс Старбак, заверил меня, что прилагает пропуск, позволяющий Натаниэлю пройти через ряды нашей армии» .

Старбак развернул прилагавшийся пропуск, который гласил:

« Предъявителю сего разрешается свободный проход через фронт армии Соединенных Штатов, что удостоверяется нижеподписавшимся капитаном Джеймсом Элиялом Макфейлом Старбаком, су-адъютантом бригадного генерала Ирвина Макдауэлла ».

Старбак улыбнулся тому, как помпезно подписался его брат. Значит, Джеймс стал офицером штаба армии северян?

Неплохо для Джеймса, подумал Старбак, а потом заключил, что не стоит особо этому удивляться, потому что его старший брат был амбициозным и исполнительным, хорошим адвокатом и добрым христианином, Джеймс и впрямь обладал всеми теми качествами, которые его отец хотел видеть в своих сыновьях, а кем был Старбак? Мятежником, которого выпроводили из армии мятежников. Человеком, который влюбляется в шлюх. Неудачником.

Он оставил два листка бумаги на траве. Где-то вдали раздался ружейный выстрел, но звук был приглушенным и в надвигающемся теплом деньке казался бывшему младшему лейтенанту Старбаку невероятно далеким.

Он гадал, что теперь готовила ему жизнь. Похоже, он не станет ни священником, распевающим гимны, ни военным, а превратится в ученика адвоката в конторе кузена Харрисона Макфейла в Салеме, штат Массачусетс.

Боже мой, размышлял Старбак, неужели ему придется учиться у этого скупого и безжалостного человека, иссохшего от моральных добродетелей? Такая мрачная судьба уготована человеку, которого поманил шелест нижних юбок?

Он встал, отвязал Покахонтас и медленно пошел на север, обмахивая лицо шляпой. Лошадь мирно последовала за ним, ее копыта глубоко погружались в грязную дорогу, бегущую вниз по холму между небольшими неогороженными пастбищами и лесом. На выгоревшем лугу тянулись длинные тени от деревьев.

Чуть справа от Старбака находился фермерский дом и огромный стог сена. Ферма выглядела покинутой. Звук выстрела из винтовки затих в тяжелом воздухе, как заканчиваются все мелкие стычки, и Старбак подумал, что ему повезло участвовать во всём этом несколько последних недель. Это были благотворные недели, проведенные на открытом воздухе за игрой в солдатики, но теперь всё закончилось.

Его накрыла волна жалости к самому себе. У него не было друзей, он был бесполезен и никому не нужен, он был такой же жертвой, как и Салли, и Старбак вспомнил об обещании отомстить за нее, убив Ридли. Столько глупых мечтаний, подумал он, столько глупых мечтаний.

Дорога поднялась к еще одному леску, а потом пошла вниз, к недостроенной железнодорожной насыпи, за которой находились два брода под названием Садли. Он сел на Покахонтас и пересек речушку, бросив взгляд на церковь за белой оградой на вершине холма, а потом повернул на восток, через более глубокую и широкую Булл-Ран.

Он позволил лошади напиться. Вода быстро бежала по округлой гальке. Солнце било ему в глаза, огромное, сияющее и ослепляющее, как огонь Иезекииля, плавящий металл в горниле.

Он пришпорил лошадь на выезде из реки и поскакал по лугу к манящей тени еще одной рощи, где замедлил темп, инстинктивно сопротивляясь той праведной жизни, которую описал в своем послании его отец.

Он этого не сделает! Не сделает! Вместо этого, как решил Старбак, он присоединится к армии северян. Запишется рядовым в какой-нибудь полк, где его никто не узнает.

Он вспомнил о данном Салли обещании убить Итана и пожалел о том, что не сможет его сдержать, а потом вообразил, как встречается с Ридли на поле боя и бросается вперед со штыком, пригвождая своего врага к земле. Представляя себя солдатом армии северян, сражающимся за своих, он поскакал медленнее.

Звук выстрелов едва уловимо изменился. Сначала он постепенно затихал в летнем воздухе, но теперь снова стал громче, ритмичнее и более четким.

Он не отдавал себе отчета в этой перемене, поскольку был слишком поглощен жалостью к самому себе, но последовав по небольшому изгибу дороги, понял, что звук шел вовсе не от выстрелов, это был звук топоров.

Солдатских топоров.

Старбак остановил лошадь и просто уставился на них. Солдаты с топорами находились примерно в сотне шагов. Они были обнажены по пояс, а лезвия блестели, отражая солнечные лучи, и во все стороны из-под ударов разлетались яркие щепки.

Они работали у баррикады из поваленных деревьев, полностью перегородившей узкую дорогу. Половина дорог на севере Виргинии была подобным образом заблокирована патриотами, пытавшимися воспрепятствовать вторжению северян, и в какой-то момент Старбак предположил, что наткнулся на местных жителей, сооружающих очередное препятствие. Но тогда почему они набрасывались на баррикаду с топорами?