Сергей Жоголь - Сыны Перуна

Дулебы бежали, проваливаясь в глубокий снег, а русы преследовали их и вязали. Жестокие беспощадные скандинавы, предпочитавшие добивать убегающих врагов, не возились с веревками и арканами, они просто рубили бегущих дулебов мечами и топорами, упиваясь вкусом победы и видом крови.

Войско Олега с боем вошло в главный дулебский градпоселение. По приказу князя воины не жгли домов, не убивали мирных жителей, а просто согнали тупыми концами копий всех побежденных на главную площадь поселения. Сюда же стащили и всю взятую в дулебском городище добычу. Правда, вечно жадные до крови нурманы и свеи порубили мечами несколько десятков мужиков вместе с их семьями, которые по глупости похватали топоры и попытались защитить отнимаемое у них нажитое непосильным трудом добро. Но на помощь жителям пришли воины князя из малой дружины. Ловко разоружив нескольких особо ретивых скандинавов, прикрыв своими щитами баб и детишек, гридни Олега именем князя остановили любителей проливать невинную кровь. Кого-то из мародеров лишили парочки зубов, а кто-то, получив по шлему увесистый удар плоской частью варяжского меча, сразу оставил желание резать мирный люд.

Олег сам выехал на главную площадь града и обратился к жителям, стоящим на площади и переминавшимся с ноги на ногу. Многие из побежденных не успели накинуть верхнюю одежду и поэтому вскоре просто тряслись от холода. Князь в полном боевом доспехе гордо возвышался над трясущимся на морозе людом. Сидя на своем любимом боевом коне, Олег снял шлем, продемонстрировав окружающим свой светлый чуб, и обратился к толпе.

– Есть ли среди вас люди знатные, вожди да князья? А ну, покажись!

Дружинники вытолкали вперед из толпы нескольких мужей, одетых в более дорогие наряды, чем основная масса пленников. Вышедшие вперед стояли перед князем с низко опущенными головами, выражая покорность.

– Слушайте меня, вожди и мужи дулебские, да мотайте на ус. Многие из славян да других племен и народов, что сейчас в княжестве моем состоят, встали под мою руку добровольно и теперь живут в мире и согласии. Никто не смеет тронуть мирного пахаря, обрабатывающего землю во владениях киевского князя. Купцы, что киевские, что заморские, свободно возят товары по дорогам княжества моего, не боясь ни татей, ни разбойничков. Любой из славян, если у него твердая рука и отважное сердце, может прийти ко мне и стать воином дружины моей.

Посиневшие от холода дулебы слушали своего завоевателя молча, завороженные силой его голоса и смыслом сказанных им слов. Стоявшие впереди знатные дулебы подняли головы.

– Не захотели вы добром власть мою принять, так я к вам с ратью пришел, воев ваших побил, добро ваше силой взял. Теперь могу всех вас побить да град ваш спалить, а вас всех, жен да детей ваших в колодки заковать, да на рынках невольничьих продать с большой для себя выгодой.

Ропот прошел по рядам людей, стоящих перед князем.

– Неужто и вправду сожжет город да в рабство вечное продаст? – раздался чей-то шепот.

Кто-то из баб запричитал в полный голос, услышав последние слова князя. Бабский плач подхватили маленькие дети. Князь снова умолк, давая всем пленникам время ощутить весь ужас своего положения.

– Но если вы, вожди племен, да родов, знатные мужи земель дулебских, клятву мне принесете, не воевать против меня, дань мне платить станете на прокорм войска, которое вас от ворогов беречь станет, да на построение градов, крепостей да застав пограничных, не велю вас трогать и города ваши грабить дружине своей не дам. А коли не встанете под мою руку, или того хуже, слова своего не сдержите, пеняйте на себя, приду с воинами, пролью кровь вашу, никого не пожалею.

Над площадью стояла мертвая тишина. Бабы примолкли, даже деток малых замолчать заставили. Весь люд на первые ряды смотрел, смотрел, да потихоньку ворчать начал. Бабы стоящих в переднем ряду уж в спины пихать стали.

– Ну чего молчите, будто рыбы, не смогли род свой отстоять с мечом в руках, так хоть теперь не губите. Клянитесь князю, авось, помилует да простит, что воевали супротив его. Ну же, детишек хоть пожалейте, больше часа уж на морозе стоят.

Из первого ряда вышел вперед длиннобородый чернявый старец с густыми нависающими на глаза бровями. Он обернулся назад, посмотрел на ждущих его решения сородичей, словно прося их одобрения молвить слово, снова провернулся к Олегу и громко произнес:

– Князя нашего, что градом этим правил, твои вои в бою порубили, так что, похоже, я теперь тут за главного, – говоривший снова глянул на толпу.

Все, кто стоял поблизости, согласно закивали.

– Зовут меня Гораздом, старейшина я, князем нашим погибшим над градом этим поставленный с одобрения народного, – старец заметно нервничал, но говорил уверенно, с убеждением. – Нелегко нам свободу терять, да уж коли случилось так, то деваться некуда. Клянемся тебе богами нашими бед тебе впредь не учинять, воле твоей княжьей покорными быть. Ну, а дань, какую назовешь, соберем и впредь платить станем.

Толпа одобрительно загудела. Олег был доволен. Только часть княжьего воинства, в основном, ополченцывои, побурчали что-то по поводу того, что неплохо бы городишко пограбить как следует, воевали, мол, так подай за то награду.

– Да еще бы, баб да девок дулебских неплохо было бы пощупать. Вон сколько красавиц на площади стоит, лица в платки пуховые прячут, – бурчал себе под нос недовольный исходом переговоров лохматый ополченец-древлянин с мясистым, покрасневшим от мороза носом.

– Так ты им словцо ласковое шепни да пряничек подари. Глядишь, они сами тебя на сеновал и потащат, – посмеиваясь, подначивал говорившего его сосед, высокий гридь из младшей дружины Олега. – Только на твоем месте я бы тоже свой нос платком прикрыл, а то он у тебя, как свекла, красный. Как бы ты им всех баб-то не перепугал, а то и мы из-за твоего носа без ласок да утех останемся.

Все окружающие громко захохотали, а обиженный вой, пробурчав что-то в ответ, с позором удалился, не риск нув вступать в спор с рослым красавцем-дружинником.

Остальные поселения и городища дулебов и их соседей, белых хорватов, приняли власть киевского князя добровольно. По-другому пришлось завоевывать тиверцев и уличей, населявших земли, лежащие к югу и к югозападу от вновь присоединенных к Киевскому княжеству территорий. Уличи не приняли послов Олега.

Олег сидел на простом дубовом стуле в просторной комнате с высокими потолками и деревянными стенами, увешанными оружием. За те годы, в течение которых он вел новую завоевательную войну против уличей и тиверцев, на его суровом лице заметно прибавилось морщин, но до старости ему было, конечно же, еще далеко. Князь, как и раньше, был силен и быстр и в такие дни, как сегодня, он был очень грозен и крут на расправу.