Ханна Мина - Парус и буря

…В бездонной пучине моря в самом разгаре пир. На троне восседает царь морской. Волны смиренно падают ниц к его ногам, словно приглашая оседлать их, и почтительно откатываются назад. Перед царем — красавицы русалки. Но вот величественно проходит царица. По мановению ее руки русалки одна за другой куда-то исчезают. Царица — красоты неописуемой, нет женщины, которая могла бы сравниться с нею в красоте. Царь — всесилен и могуч, никто не может тягаться с ним в могуществе на море. Он окидывает всевидящим оком свое бескрайнее царство, и перед его взором открываются дали дальние, моря бушующие, волны бурлящие. Смотрит он, как мечутся в море застигнутые бурей корабли, и довольная улыбка играет на его устах. Царь делает знак рукой, приглашая войти гостей, повелителей ветра, дождя и молнии. Царица смотрит на них восхищенно и говорит: «Благодарю тебя, ветер, за твой танец! Он поистине был прекрасен. Страстный, как любовь моя к царю. Самозабвенный, как молитва жрецов твоих в храме. Волнующий, как игры любовные. Неотразимый, как моя красота». Все стихает вдруг. И в наступившей тишине оборачивается царица к владыке морскому, восседающему рядом с ней на троне, погружает свой взор в голубизну его глаз, прижимается к нему и трепещет всем телом. «Что с тобой? — спрашивает царь. — Почему ты побледнела? Уж не больна ли ты?» — «Нет, — отвечает царица, — я не больна». А сама вся дрожит, губы ее полуоткрыты, будто зовут к себе. Но царь не спешит уединиться с царицей. «Сбрось, — говорит царице, — свой наряд! Пусть волны освежат тебя и оденут в пену». Один за другим сбрасывает с себя покрывала царица и, устремив взор куда-то вдаль, говорит царю: «Посмотри, мой повелитель, туда! Видишь, плывет человек. Он послан сюда из земного царства, чтобы покорить и осквернить наше царство морское. Я боюсь его. Прижми меня крепче к груди своей. Еще крепче, милый… Защити меня от него. Не давай ему приблизиться ко мне. Его дыхание обжигает меня огнем. Пусть ветер порвет его парус. Пусть волны станут на его пути стеной и повернут его корабль назад. Отомсти человеку за дерзость его!» А царь снисходительно только улыбается — он не принимает всерьез мольбы царицы. Что, мол, ты волнуешься понапрасну. «Нам ли бояться какого-то человека? Кто он такой? Слабое земное создание. Стоит ли на него обращать внимание? Пусть волны поиграют с ним вдоволь, а наигравшись, поглотят его, как только я этого захочу».

Потянулась сладко царица и говорит царю: «Он не такой слабый, как кажется. Не позволяй ему приблизиться ко мне. Он может убить меня… Он давно хочет свести со мной счеты. Я чувствовала к нему когда-то влечение, но он оказался неверным, и я отомстила ему. Я завлекла его рыбаков, околдовала их и превратила в своих рабов. Они долго не решались оставить берег, но я сманила их в дальнее странствие. А когда они вышли в открытое море, я раскрыла перед ними бездну и навек погрузила в пучину морскую. Я много мстила этому человеку, но все равно еще не утолила жажду мести». Обнял крепко царь свою возлюбленную и успокаивает ее такими речами: «Не бойся его, моя царица, я сделаю его твоим рабом, а моряков его отдам на съе дение рыбам Все трепещут передо мной в море, я заставлю людей трепетать передо мной и на суше. Чего тебе опасаться? Пусть он идет навстречу своей гибели, как бабочка летит на огонь! Он от меня никуда не скроется. Я пока сохраняю ему жизнь, чтобы только позабавиться с ним. Я поставлю его перед тобой на колени и кровью его омою ступни твоих ног. Ветер понесет его на гребне волн с поломанными руками, гром оглушит, а молния ослепит, сердце его наполнится страхом, и он снова тогда будет отдан разгневанной буре, которая поднимет его смерчем и бросит опять в море на съедение рыбам. А потом священная вода выбросит его посиневший труп на берег, на корм воронам. Подойди ко мне, моя любимая, и не бойся! Положи свою голову ко мне на грудь. Подними свои руки на мои плечи. Они точно из слоновой кости. Подними их повыше. Дай я их поцелую. Дай я поцелую твои плечи. Но что с тобой? Почему ты все еще дрожишь? И тревога в твоих глазах?»

Отвечает царица: «Все, что ты говоришь, сущая правда, мой дорогой. Да, они боятся тебя и трепещут каждый раз перед твоей бурей. Они признают твое могущество. Только ты один способен все сделать. Стоит только тебе встать и выдохнуть воздух из своих легких, как страх и ужас охватывает твоих подданных. Они прячутся кто куда или разбегаются в разные стороны. Бегут все: от маленького головастика до огромного кита, от летающей рыбы до ползающего краба, от осьминога до креветки — все они страшатся и покорны тебе. Такими должны быть и люди на земле. А они ведут себя вызывающе. Становятся все более строптивыми. Ты смотришь на это сквозь пальцы. Но стоит только тебе рассердиться и уцепиться своей могучей дланью за их холщовые паруса, как они бросятся на колени перед тобой и будут плакать и молить о пощаде. Однако их слабость и немощь обманчивы. Не верь им. Они сильны и упрямы, я их хорошо знаю… Я узнала все твое царство… Разве я не дочь первого визиря, твоего самого преданного помощника? Ты сам мне сказал: «Иди куда хочешь, я подам тебе руку помощи когда нужно!» И я прошла твое царство вдоль и поперек. Узнала всех твоих подданных. Поднималась на подводные горы и спускалась в долины. Блуждала в подводных лесах и пересекала равнины. Любовалась камнями из жемчуга и песком из алмаза. Я видела кита, который лакомился сардинами, передо мной порхали летающие рыбы и танцующие русалки. Мне встречались покорные рабы и твои подданные, которые не хотят терять свободы. Я была свидетельницей войны между водами Средиземного моря и Черного. Ездила верхом на морском коне. А когда надоедало бродить по дну морскому, выбиралась на поверхность и преследовала плывущие корабли. Я переворачивала лодки, сводила с ума моряков. Догоняла бурю и пускалась с нею в пляс, пока не утомляла ее и не уставала сама. Улыбалась солнцу и нежилась под его лучами. Сбрасывала с себя одеяние при свете луны, а она, изумленная, застенчиво закрывала глаза. Отворачивалась я от нее, ибо не люблю я тех, кто изумляется и закрывает глаза. Я показывала все свои прелести волне, а она, дура, начинала почему-то плакать и кипеть белой пеной, протягивала свой язык на берег и приносила мне подарки. Но я отвергала ее дары, ибо не люблю тех, кто плачет. Ухаживала за мной и ночь. Я говорила ей: «Принеси мне из своего сада две звезды». А она мне в ответ: «Звезды — это ведь мои глаза. Как же я вырву их?» Схватила я пригоршню воды и швырнула в нее — появилась роса. Уговаривала меня ночь, упрашивала остаться с нею, но я отвергла ее — не выношу тех, кто не может пожертвовать своим глазом ради любви. Витала я среди туч и облаков и, когда они закрывали лик луны, говорила тучам: «0 тучи, тучи, улыбнитесь!» Отвечали они: «Нам дано только хмуриться, а не улыбаться!» Дунула я на них и рассеяла по белому свету — не переношу хмурых. Тот, кто не улыбается даже в беде, сам становится жертвой печали. Оседлала я ветер и говорю ему: «Вырви для меня с корнем ливанский кедр. Я хочу, чтобы он рос на моих подводных горах». Запричитал ветер: «Кедр считается святым, божьим деревом. Корни его глубоко в земле. Как я вырву его?» Посмеялась я над благоразумием и бессилием ветра. И обратилась я тогда к грому: «Молчание сфинкса более красноречиво, чем твое грохотанье. Если ты могуч, заставь сфинкса заговорить. А не станет говорить, порази его стрелами молнии. Или развороти самую огромную пирамиду и сбрось ее в Нил, чтобы он вынес ее на скалы, к морю». Но и гром оказался бессильным. Он только громыхает и выдает силу молнии за свою. Обратила я свой взор к молнии, но, увы, она уж очень быстро сверкает и сразу гаснет. Нет, никто не может сравниться с тобой! Прислушайся! Человек земли уже совсем близко, мой любимый. Что ты с ним сделаешь? Бросишь на него бурю? Ты приказал ей?»