Гор Видал - Империя

— У меня достаточно денег для двоих, — мягко сказала Каролина. — Или будет достаточно уже совсем скоро.

— Но это неправильно, чтобы жена содержала мужа…

— Это абсолютно нормально. Такое бывает сплошь и рядом, даже в Ньюпорте, штат Род-Айленд, — добавила она для пущего драматизма.

— Не знаю, что и думать.

С облегчением она убедилась, что Джон начисто лишен сексуальной ауры. Ей он скорее брат, обычный американский брат, сочла она необходимым признать перед высшим трибуналом собственной совести. Блэз, наполовину брат, одержим тем же динамо, на которое она откликнулась в Джиме. А Джон Эпгар Сэнфорд был как Адельберт Хэй, он был приятен, не раздражал, но и ничего больше.

— Я смогу помочь вам деньгами, — сказала она без всякого кокетства, которое было бы в данной ситуации совершенно неуместно, даже если бы отвечало ее характеру.

— Это было бы ужасно. — Джон чувствовал себя не в своей тарелке.

— Честный обмен не грабеж, как говорят французы. — Каролина разглядывала пальмовые ветви у себя над головой. — Поэтому я постараюсь как можно точнее объяснить, что на что меняется. Я знаю, из всей нашей семьи вы самый светский, самый опытный человек. — Каролина высказалась несколько тяжеловесно, не будучи уверена в его реакции. — Вы превосходно вели мое дело против Блэза, и я вам очень признательна. — Тот факт, что Джон не сделал для нее практически ничего, не имел никакого значения, ей важно было показать, что она считает его светским человеком.

— Я сделал все, что было в моих силах… Блэз — трудный оппонент. — Джон был в растерянности.

Каролина забросила сеть дальше.

— Женившись на мне, вы получите не только поддержку, которая нужна вам в ваших… усилиях, но вы сможете стать и отцом моего ребенка. — Каролина подняла на него — так ей хотелось думать — лучистые глаза мадонны.

Джон побледнел.

— Конечно, при вступлении в брак мысли о семье, о продолжении рода, очень важны для меня. — Джон еще не понял.

— Нашего рода, — тихо сказала Каролина, раздумывая, как объясниться яснее.

— Да, конечно, нашего рода. Мы оба Сэнфорды. Поэтому вам не придется менять монограмму, не правда ли? — Он засмеялся безрадостным смехом. — Я всегда жалел, что у нас с женой, первой женой, не было детей, но ее болезнь… — Опять медленно замирающий голос.

— Я думаю, Джон, что я выразилась не вполне ясно, чего вы как адвокат никогда бы себе не позволили. — Теперь она чувствовала себя как одна из пожилых европейских дам Генри Джеймса, открывающих ужасную правду тугодумной американской инженю. — Я говорила не о вашем будущем гипотетическом отцовстве, а о своем близком уже материнстве… Если быть точной, это случится в октябре, вот почему я хотела бы выйти замуж на этой неделе; я уже навела справки в мэрии.

Джон шумно выдохнул, наконец понял.

— Вы… — однако весь запас воздуха поглотило удивленное восклицание.

Каролина не стала дожидаться, пока он снова будет в состоянии говорить.

— Да, я беременна. Я не могу открыть, кто отец ребенка, поскольку он женат. Могу лишь сказать, что он был моим первым и единственным любовником. Я чувствую себя, как один целомудренный испанский король, который… — Нет, она не могла пересказать любимую историю мадемуазель Сувестр о короле-аскете Филипе, который наконец лег в постель с женщиной и тут же заразился сифилисом. Для такой новеллы Джон еще не созрел.

— Он, то есть, отец — в Испании? — Джон изо всех сил пытался понять ситуацию.

— Нет, он в Америке. Он американец. Он бывал в Испании, — сымпровизировала она, надеясь вычеркнуть короля Филипа из судебного — или свадебного? — протокола.

— Понимаю. — Джон разглядывал кончики своих ботинок.

— Я отдаю себе отчет в том, что требую многого, вот почему я с самого начала сказала, что речь идет о честном обмене, выгодном каждому из нас. — Она подумала, как бы она поступила на его месте. Наверное расхохоталась бы и сказала «нет». Но она не была на его месте, и ей нелегко было соизмерить его приязнь к ней с нуждой в ее деньгах. Взаимодействие этих неизвестностей и решит дело.

— Вы будете по-прежнему его видеть? — Джон быстро переключился на важный для него момент.

— Нет. — Каролина лгала так редко, что это далось ей очень легко. Не пристрастится ли она теперь ко лжи и не превратится ли в некое подобие миссис Бингхэм?

— Что вы собираетесь делать с газетой?

— Продолжать издание. Если только вы вдруг не захотите сделаться издателем. — Это было вполне в духе миссис Бингхэм: Каролина и в мыслях не держала терять контроль над «Трибюн».

— Нет, что вы. Все-таки я адвокат, а не издатель. Должен сказать, что я еще никогда не сталкивался… с подобным делом. — Во взгляде его читалось беспокойство; клиент представлял для адвоката загадку.

— Я подумала о том, что беременные дамы всегда выходят замуж в последний момент.

— Да. Но за мужчину… который…

— Это для меня исключено.

— Вы влюблены в него. — Джон помрачнел.

— Не волнуйтесь, Джон. Я буду хорошей женой, насколько это в моих силах, учитывая мой характер, не очень расположенный к браку, особенно в его американском варианте.

— Я полагаю, вы захотите посмотреть мои книги…

— У вас хорошая библиотека?

— Мои бухгалтерские книги…

— Я не ревизор. У вас долги. Те, что смогу, оплачу сейчас. Когда получу наследство, погашу остальные. Я надеюсь… — Каролина вдруг подумала, не привести ли и в самом деле ревизора, и натужно рассмеялась. — Я полагаю, что ваши долги не превышают моих доходов.

— О, они гораздо меньше. Гораздо меньше. Все это так неловко, для нас обоих.

— Во Франции эти проблемы взяли бы на себя родственники, но я не могу себе представить Блэза, занимающимся моими делами. — Когда Каролина встала, Джон тут же вскочил на ноги: да, он в ее распоряжении, решила она. Пока все хорошо. Осталось только обговорить проблему супружеской постели. В ее планы не входило спать с Джоном, хотя ясно, что он предъявит свои супружеские права. Но пока она в безопасности: семейная история трудных, даже роковых беременностей поможет держать его на расстоянии. А потом, Каролина была уверена, она что-нибудь придумает.

Каролина взяла Джона за руку, как это сделала бы жена.

— Дорогой Джон, — сказала она, когда они шли по пустой и тихой Павлиньей аллее; слышалось лишь шуршание вентиляторов, мерно вращавшихся под потолком.

— Как будто все это мне снится, — сказал Джон.

— Именно это я и хотела сказать, — ответила Каролина. Никогда еще она столь ясно не отдавала себе отчета в происходящем.

Джон Хэй никак не мог привыкнуть к происшедшим в Белом доме переменам. Весь верхний этаж вмещал теперь чету Рузвельтов и шестерых их детей, и Хэю все время казалось, что их не шестеро, а целая дюжина. Вестибюль, который долгое время украшала ширма от Тиффани президента Артура, стал выглядеть, как внушительное фойе восемнадцатого века, встроенное в англо-ирландский сельский дом, смежные гостиные которого были доступны прямо из холла; видавшая виды деревянная лестница была заменена мраморной, по которой могли торжественно спускаться президенты. Западную лестницу снесли, чтобы расширить государственную обеденную комнату; на новом камине была надпись, запечатлевшая благочестивую надежду Рузвельта на то, что только такие же благородные люди, как он сам, будут всегда занимать этот республиканский дворец.