Гор Видал - Империя

— Я предложу в губернаторы вас, мистер Рут, если сам не буду баллотироваться. — С этими словами Рузвельт бессмысленно подпрыгнул на месте.

— Я забыл вам сказать, что вы сама доброта, — с притворной скромностью сказал Рут. — Но ведь сенатор Платт вам наверняка уже объяснил, что я неприемлем для его организации.

— Откуда вы знаете? — Иногда Хэю казалось, что лукавый от природы Рузвельт чудовищно наивен.

— Просто я иногда интересуюсь состоянием собственных дел, — с деланной наивностью сказал Рут. — Я слышу, что говорят люди. К счастью, я не хочу быть губернатором штата Нью-Йорк. Я не хочу знать Платта ближе, чем знаю сейчас, и, как и адмирал Дьюи, я не люблю Олбани.

— Но адмиралу нравится губернаторский особняк, — сказал Хэй.

— Он простой воин с простыми вкусами. Я сибарит. Так или иначе, губернатор, вы будете счастливы узнать, что я перед вами капитулировал. В следующем месяце ваш друг Леонард Вуд будет назначен военным губернатором Кубы.

— Здорово! — Короткие ручки зааплодировали. — Вы не пожалеете об этом решении. Он самый достойный. А кто станет первым генерал-губернатором Филиппин?

— Может быть, вы?

— Велико искушение. Но захочет ли президент меня искусить?

— Думаю, да, — сказал Рут, отлично зная, как и Хэй, что чем дальше Маккинли сможет сплавить Рузвельта, тем спокойнее ему будет — при всем его добродушии. Рузвельт в любой момент может получить Филиппины теперь, когда кровавая миссия умиротворения завершена. Десятки — некоторые утверждают, сотни — тысяч туземцев убиты, и хотя генерал Отис постоянно обещает сломить сопротивление мятежников, Агинальдо все еще в бегах, и это раскалывает Соединенные Штаты в наступающем году президентских выборов, и скоро последует ответ Марка Твена Редьярду Киплингу, как рассказал Хэю их общий друг Хоуэллс. А пока старый лодочник с Миссисипи, обосновавшийся ныне в Хартфорде, штат Коннектикут, заявил в газетах, что американский флаг со звездами и полосами следует заменить другим, украшенным черепом и костями, что явится официальным признанием новой роли Соединенных Штатов — международного стервятника, питающегося падалью.

— Майор сказал, что вы были бы идеальным губернатором, когда кончатся военные действия, — сказал Хэй.

— Я мог бы принести там пользу, — сказал Рузвельт задумчиво: он любил войну, что свойственно романтикам, имеющим о ней смутное представление. Один день под пулями на Кубе это не Антитам [95] Антитам — место одного из самых кровопролитных сражений (1862) Гражданской войны в США. , мрачно подумал Хэй, где в течение часа погибли пять тысяч человек. Все полагали, что, поскольку отец Рузвельта столь успешно уклонился от участия в войне, сыну из чувства стыда придется вечно искупать отцовский грех. Хэй так и не мог решить, как он относится к Рузвельту: то ли он ему очень нравится, то ли глубоко неприятен. То же и Адамс: «Рузвельты появляются на свет, — заметил он как-то, — и ничему не желают учиться», в отличие от Кэбота Лоджа, явившегося плодом адамсовского несовершенного воспитания.

— Берегите себя, губернатор. — Рут встал и потянулся. — Столько всего предстоит сделать. Там сейчас ужасно мрачное настроение. — Он взмахнул рукой в направлении оранжереи Белого дома, видневшегося сквозь стекло с грязными подтеками. — А в будущем году выборы.

— Мрачное настроение? — Рузвельт снова подпрыгнул. Для человека такой тучности он в отменной физической форме, подумал Хэй, для которого каждое вставание со стула превращалось из-за боли в проблему, требующую тылового обеспечения.

— Да, — подтвердил Хэй. — Пока вы наслаждались обществом Платта и Куэя, а также архитектурными изысками губернаторского особняка в Олбани, мы — кабинет и Майор — в течение шести недель изъездили всю страну. В связи с выборами в…

— Огайо и Южной Дакоте. Я сам из Дакоты. Когда я… — У Рузвельта все и всегда вращалось вокруг «я».

Рут поднял руку.

— Мы сами прочитаем «Завоевание Запада». Боже правый! Вы не только наш Дэниел Бун [96] Бун, Дэниел (1734–1820) — герой американского фронтира, освоения «Дикого Запада». , но еще и наш Гиббон [97] Гиббон, Эдуард (1737–1794) — английский историк, автор классического труда «Упадок и крушение Римской империи». !

Рузвельт выпятил нижнюю губу и она вместе с усами дрожала на фоне обнажившихся зубов.

— Ненавижу иронию, — сказал он наконец с неподдельной искренностью.

— Она не причинит вам вреда, — сказал Рут. — Дело в том, что рабочие союзы доставляют нам все большее беспокойство, особенно в Чикаго. Мы еле пробились в Огайо, где президент приложил особые старания, и хотя Марк Ханна истратил даже больше денег, чем обычно, Джон Маклин обеспечил демократам внушительную победу в Кливленде.

— Из двенадцати штатов, где проходили выборы, мы победили в восьми, — оживился Рузвельт. — Против нас голосовали только подонки…

— В нашей собственной партии, — вставил Хэй.

— В каждой партии свои лунатики. — Этот афоризм Рузвельт придумал недавно и радостно делился им с миром. — К счастью для нас, демократов возглавляет Брайан. Он только что победил в своей Небраске, состряпав коалицию. Это означает, что его выдвинут, а это означает, что победим мы.

— Если только адмирал не услышит не подлежащий сомнению призыв благодарной нации, — сказал Хэй, с трудом поднимаясь со стула, — и выставит свою кандидатуру против той самой империи, которую он под вашим руководством, Теодор, для нас завоевал. Вот тогда это будут прелестные большие выборы.

— Это будет кошмар, — сказал Рут.

— Этого не будет, — сказал Рузвельт.

В проеме двери вновь возник Эйди.

— Полковник Рузвельт, адмирал Дьюи спрашивает, не согласитесь ли вы подвергнуться, — Хэй подумал, что сегодня Эйди по какой-то неведомой причине больше чем обычно крякает по-утиному, — некоему действу фотографического свойства, которое прозвучало вроде бы как — в нашем телефоне сегодня появились какие-то странные морские звуки, как в морской раковине, когда вы подносите ее к уху…

— Мистер Эйди абсолютно глух, — сказал Хэй, отворачиваясь от Эйди, чтобы тот не смог ни расслышать, ни прочитать сказанное по губам.

— Как же это прозвучало? — глаза Рузвельта заблестели. Он обожал все формы рекламы.

— Биограф, губернатор.

— Биограф? — удивленно переспросил Хэй.

— Так называются движущиеся фотографии, — объяснил Рузвельт, направляясь к двери. — До свидания, джентльмены.

— Не предпринимайте ничего, губернатор, — просияв, сказал Рут, — пока не услышите не подлежащий сомнению глас народа.

— Вы, — сказал Рузвельт, погрозив кулаком Хэю, — вместе с Генри Адамсом в ответе за этот издевательский иронический тон, который ничем не отличается от… желтой лихорадки, этот ваш нескончаемый цинизм, — и скрылся за дверью.