Евгений Салиас - Свадебный бунт

Через несколько дней Кисельников, ничего не сделавши и не устроивши, обойдясь только одним молебном в соборе да присягой нескольких лиц на верность государю, выехал в столицу с пустыми руками.

Наступил февраль месяц… Новый воевода продолжал переписываться с другими самозванными воеводами других посадов и городов. В половине февраля приехал гонец от черноярских стрельцов с просьбой о помощи, так как на них уже идет войско под предводительством князя Хованского.

Носов, конечно, должен был отказать в этой помощи. У него у самого было не более тысячи человек самодельной рати, на которую он мог положиться. Не бросать же город и идти помогать черноярцам. Вместе с тем Носов был угрюм и сумрачен.

Если на Черный Яр уже идет войско, то на Астрахань тоже надо ждать.

Воевода собрал совет из своих ближайших помощников. Сошлись все те же Зиновьев, Быков, Колос и другие. Только Лучки Партанова не оказалось на лицо. И тут в первый раз один из коноводов горячо стал усовещевать бросить бунт, загодя покаяться в своих винах и просить прощенья, чтобы не погибнуть. Это был Колос.

Носов был изумлен и смущен речами давнего друга Колоса. Он считал его умным, хотя и не умнее себя, но дальновиднее и хитрее.

— Ты, знать, почуял что? — сказал он. — Вести имеешь или нюхом чуешь? Говори.

— Нюхом чую, Яков Матвеев. Да и вести имею, — отозвался Колос.

— Какие?

— Что мне тебя зря пугать. Сам скоро узнаешь. Может, враки. Может, кто слух пустил по городу, вот так же, как мы надысь пускали про учуги да про обоз с немцами. Обожди мало, сам узнаешь.

И Колос ни за что не захотел сказать, какие причины побудили его изменить свой образ мыслей. Между тем причины были как личные, так и более важные.

Те же причины подействовали и на другого отсутствовавшего коновода всего бунт.

Лучка Партанов был деятельным сподвижником Носова только до половины зимы. Повидавшись и побеседовав с приезжавшим Кисельниковым, Лучка будто переменился, стал реже бывать в воеводском правлении и стал отклоняться от поручений Носова. Наконец, вскоре после отъезда Кисельникова, Партанов взял жену и выехал в гости к своему приятелю, который еще со дня своей свадьбы бросил Астрахань и ни единого разу с тех пор не наведался.

Барчуков с женой жил с тех пор на хуторе Кичибурского Яра. За это время много воды утекло в мирной жизни хутора. Ватажник Клим Егорович Ананьев приказал долго жить еще в конце октября месяца. Барчуков стал полным хозяином всех учугов и всего имущества и был уже сам в числе ватажников астраханских. Нетерпение часто брало молодого ватажника побывать в городе и в доме, но он дал себе слово обождать и даже ноги не поставить туда, пока не заведутся настоящие государевы порядки.

Так как Кичибургский Яр был на дороге между Астраханью и Царицыным, то посадский Кисельников, проехавший в качестве гонца, оба раза останавливался у Барчукова. Беседа с гонцом еще более побудила Барчукова обождать переселяться в свой городской дом.

— Поверь мне, молодец, — сказал Кисельников, уезжая от Барчукова, уже на обратном пути к Москве, — поверь, что скоро всей смуте конец будет. Желаю я тебе и хозяйке, чтобы крестины твоего первенца уже были в городе, в ватажническом дому..

Вскоре после проезда Кисельникова, явился в Кичибургский Яр первый друг хозяина, Лучка Партанов. Барчуков хорошо помнил, что он был всем обязан хитрому и ловкому Лучке. Не подружись они когда-то, сидя в яме, во тьме кромешной, не пусти Лучка свой диковинный слух по городу о немцах и не ошалей астраханцы до того, что более сотни свадеб сыграли в одно утро, — не видать бы Барчукову своей Варюши как ушей.

За все время еще осенью две приятельницы, т. е. Варюша и Дашенька, случайно вышедшие теперь замуж за двух приятелей, постоянно имели сношения. В ноябре месяце Дашенька даже приезжала в гости к своей приятельнице с поручением от мужа и приглашением в город. Барчуков тогда на отрез отказался и от приезда, и от той должности стрелецкого сотника, которую ему предлагал воевода Носов.

Теперь времена пришли иные, роли переменились. Партанов с женой приехал в Кичибургский Яр, и при радостной встрече после долгой разлуки Барчуков узнал, что его гость приехал к нему совсем на житье, отставши от бунта. И две молодых парочки зажили смирно и весело в полусотни верст от Астрахани.

Немного собственно времени прошло с тех пор, что прежний батрак Пров Куликов вернулся в Астрахань с своим настоящим именем, а Лучка пьяный дрался и буянил на улицах и базарах, а много воды утекло. Теперь был уже на свете богатый ватажник Барчуков и совершенно остепенившийся, задумчивый и часто усиленно обдумывающий приятель его, Лукьян Партанов. Думы его теперь от зари до зари сводились именно к этой кличке, которую он носил.

— Какой я Партанов! — говорил он теперь другу. — Я Дондук-Такиев, да и князь. И не мытьем, так катаньем, а добуду уж я свое законное именование, и будет моя Дашенька княгиней.

Часто приятели и жены их вспоминали недавнее прошлое, как все готовились на всякое погибельное дело, даже на преступленья. Барчуков вспоминал, как они втроем у Носова клятву приносили и образ Божией Матери целовали.

— И спасибо, все, слава Богу, без кровопролития и смертоубийства потрафилось! — говорил Барчуков.

— А ведь не отнял бы ты меня у Бодукчеева или иного какого чрез убийство? — рассуждала Варюша. — Плохо я этому верю. Да я-то с Лукьяном на все была согласна — и бегать, и резать, и бунтовать на улице. Уж именно спасибо, что не пришлось.

Часто и все чаще доходили слухи до хутора, где жили две пары молодых супругов, и от проезжих из подмосковных городов, и от всяких шатунов и бегунов, о том, что на бунтующую Астрахань царь уже выслал сильное войско, под начальство большого и знатного боярина.

— Эх давай-то Бог, Дашенька моя, чтобы то была, правда и чтобы затея моя выгорела! — восклицал Лукьян не только днем, но даже иногда и среди ночи.

— Да что ты надумал? — спрашивала жена.

— Не могу сказать… Зачем мне тебя зря обнадеживать? Выгорит — узнаешь.

Мирная жизнь Барчуковых и Партановых на хуторе продолжалась недолго.

Вскоре разнесся слух о приближении многочисленного царского войска, а затем не прошло и двух недель, как в том же Кичибурском Яре стало многолюдно, на вид диковинно и страшно. Окрестная степь давным-давно не видала ничего подобного.

В Кичибурском Яре стояло огромное войско под командой самого фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева. Будь хорошие вестовщики у Носова, то он, конечно, давно бы знал уже, что, если царь отправил на черноярцев полк или два под командой князя Хованского, то на Астрахань уже идет десяток полков под командой самого фельдмаршала.