Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой

Самым лучшим было бы погибнуть там, на Липице. Но погибать не хотелось. Ах, как захотелось тогда жить!

— Все бы ничего, старый, — начал объяснять Ярослав старику, который, плача, смотрел на него в каком-то ожидании. — Мы бы их переломили. Нас больше было, и стояли мы лучше. Да черт нанес новгородцев! Как они набежали — босые, страшные. Не зря я их, видимо, прижимал! — Ярослав потряс кулаком. — Ух, ненавижу!

Он снова ощутил прилив злобы.

— Что делать станем, спрашиваешь? Я им покажу, что делать. Слушай-ка, Душило! Беги-ка ты в город да приведи мне тысяцкого! И людей собери, какие остались. Стражу всю, с ворот всех снять — и сюда. Я ждать буду.

Управляющий ушел. Ярослав вышел во двор — показалось, что в помещении душно. Мертвая разрубленная туша коня все еще не была убрана — возле нее суетились несколько человек. Обвязывали веревками, чтобы отволочь куда-нибудь. Завидев князя, вышедшего на крыльцо, посмотрели на него разом и бросили работу. Застыли — не шевелились, будто боялись, что он сейчас и с ними вот так, как с конем. Ярослав пожевал губами, плюнул, сошел с крыльца и зашагал куда-то, все равно куда, лишь бы подальше от этих дураков, а то и в самом деле может дойти до греха.

Так он бегал по двору, убивая время, пока не начали собираться те, за кем он послал. Оружные люди, собранные со всего города, все, кто по каким-либо причинам остался дома и на войну не пошел: по возрасту, по болезни, очень немногие — по семейным причинам. Жена умерла или еще что.

Всего набралось от силы человек двадцать. «Вот и все мое войско нынче, — подумал Ярослав, — вся дружина моя. Ну ничего, кое-кто за это заплатит!»

Ратники, входя во двор, приветствовали князя, но ни о чем не расспрашивали — видно было, что они обо всем уже знают. Ну и хорошо. Меньше разговоров. Правда, некоторые поглядывали на Ярослава удивленно: вечер на улице, зачем их собирает князь — неужели погонит куда-то? Не довоевал?

Одним из последних пришел тысяцкий переяславский Петрил Степанкович. Мужчина он был дородный, двигался вальяжно, и выражение неумелой детской скорби на лице как-то не вязалось с его обликом. Подойдя, молча поклонился. Ничего не стал говорить, ждал, каковы будут приказания.

— А скажи-ка мне, Петрил тысяцкий, — не отвечая на приветствия, произнес как-то вкрадчиво Ярослав, — много ли у тебя новгородских торговых людей содержится?

Он имел в виду тех купцов, которых около года назад велел задержать в Переяславле и никуда не выпускать. Все эти купцы со своим непроданным товаром находились под присмотром тысяцкого, и он нес за них перед князем ответственность.

Петрил Степанкович вздрогнул: ему стало страшно от догадки, которая сразу возникла после того, как он услышал звук Ярославова голоса. Ничего хорошего обычно такой голос князя не предвещал.

Да, тысяцкий присматривал за торговыми людьми, выполняя приказ своего князя. Мало ли как могли навредить Ярославу купцы. Петрил отвечал за их размещение, прокорм и не позволял им выходить из города — вот и все. Купцы были у него поименно переписаны, товары их сложены на складах и учтены. Можно было вполне относиться к ним как к некой скотине, которую хозяин держит и кормит по своей неизвестной прихоти, не имея с этой скотины ни шерсти, ни молока, ни сала. Видя бесполезность содержания купцов в городе, тысяцкий был уверен, что князю вскоре надоест это и он, как часто бывало, отдаст приказ совсем противоположный: чтоб их духу в городе не было! И тогда Петрил им выдаст их товары по списку и выпроводит.

Со временем тысяцкому стало ясно, почему Ярослав так поступает: он Новгород хочет задушить. Ну, хочет, и ладно, это дело княжеское. Ясно одно: кормить торговых людей придется еще долго. Да еще и отвечай, если сбежит кто. Обуза! Лучше всего установить по отношению к купцам строгость, как к обычным пленникам, решил тысяцкий. Так с ними забот будет меньше.

Но все получилось не так, как он хотел. Имея по службе частые общения с задержанными гостями, он понемногу начал испытывать ко многим из них теплые чувства! Он полюбил этих людей.

Купцы были любопытный народ! То, что Петрил Степанкович поначалу принимал за простую наглость, порожденную их невежеством, на самом деле оказалось душевной свободой. Они были вольные люди, словно никогда не знавшие над собой тяжелой и суровой княжеской власти! Петрил слышал раньше, что в Новгороде своем они живут без закона, даже присловье о них такое ходило: живут по обычаю блядиных детей. Оказалось — все не так. Купцы много рассказывали ему про свой город древний, про свои вольности. Про то, как сами выбирают себе князей, и если князь начнет шалить — выгоняют его вон! Петрилу о таком и подумать было страшно. А им — хоть бы что.

А как много они видали на своем веку! От них услышал Петрил про далекие страны, про чужие земли, населенные удивительными народами. Услышал про то, как среди племен, живущих в северных лесах, есть такие колдуны, что мертвого могут оживить и он ходит — сами видели. А на юге за половецкими степями в теплых краях живут люди, которые даже летать умеют, правда — невысоко.

Петрил Степанкович, сам того не замечая, стал чаще бывать у новгородских купцов. Засиживался у них подолгу — все слушал. Содержались они сначала все вместе, в длинном невысоком строении вроде скотницы, нарочно для них построенном. Кучно жили, тесно, но — не жаловались. Потом тысяцкому показалось, что им незачем терпеть такие неудобства — и он понемногу расселил купцов в городе. Нашлись желающие принять их у себя. Если князь спрашивал про них — тысяцкий честно отвечал, что все в порядке, присмотр за пленниками обеспечен. А они за полгода в городе прижились! Среди переяславских торговых людей у новгородцев много знакомых оказалось, да и вообще — всем они как-то пришлись ко двору. Двое даже жениться успели в Переяславле и только ждали, когда князь их отпустит, чтобы увезти домой жен.

Рассказывали новгородские купцы Петрилу Степанковичу и про князя Мстислава, и про отца его, тоже Мстислава.

И когда переяславский князь — которого из Новгорода-то выгнали! — затеял войну с Мстиславом Мстиславичем, купцы сразу приободрились и стали уверять тысяцкого, что Мстислав Ярослава побьет и скоро они получат долгожданную свободу. И Петрил, сам ужасаясь своим мыслям, стараясь не показывать их, в душе желал новгородцам, чтобы эти предсказания сбылись. Получалось, что он желал своему князю поражений!

Узнав о том, что Ярослав прибежал в город пеший, без войска и разбитый наголову, тысяцкий почувствовал, что горе, которое нынче войдет в каждый дом, захлестнет город, — это еще не все. Он знал своего князя и потому, придя по зову к нему на двор, сразу был потрясен тем, что князь — будто других забот сейчас не было — вспомнил о новгородских торговых людях. И так спросил про них, что у Петрила Степанковича сердце заледенело.