Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

Всеволод не знал, сколько времени прошло, пока они с епископом стояли перед иконами, когда в доме, теперь уже наяву, послышалось движение, топот чьих-то ног, голоса. Вот сейчас придут, скажут.

В дверь осторожно постучали.

— Кто там? — нетерпеливо крикнул великий князь. — Войди!

И опять появился отрок Власий, с постной улыбкой на круглом лице.

— Поздравляю с сыном, княже, — важно выговорил он.

— С чем? С кем? — быстро переспросил Всеволод. — Как ты сказал?

— С сыном поздравляю, сын у тебя, княже, — повторил отрок.

— Слава тебе Господи! — возгласил Лука. — С большой радостью тебя, государь!

— Да, да, — еще не совсем понимая, сказал Всеволод.

Он вдруг заметил, что стоит еще на коленях. Встал. Поглядел на улыбавшегося Луку. Начал понемногу осознавать Всю радость происшедшего. Сын? Да неужели? Ах, Марьюшка, ах, голубка моя! Подарила сыночка. Что теперь ни сделаю для тебя — все мало будет. Скорее надо идти, взглянуть, может, покажут, дадут взглянуть хоть одним глазком?

Отрок Власий все стоял, не уходил. И чего стоит? Сказал — и уходи себе, нечего глаза пялить на то, как великий князь радостные слезы вытирает. И выгнать вроде не за что. Ах да! Награду же ему обещал, если о сыне скажет. Это он награды ждет!

И тут великий князь окончательно поверил, что у него родился сын.

Заезжий купец не обманул, и Любаве бабки правду сказали — действительно было знамение в Киеве, и солнце среди дня превратилось в месяц, и звезды на небе высыпали.

Все так и поняли — знамение не к добру. Очень испугались, в народе стон стоял и смятение. Виданное ли дело? Что-то будет? Страшно!

Единственный, кто не испугался этого знака, был князь Новгород-Северский Игорь Святославич.

Гордый и воинственный, князь Игорь, к своей досаде, не принимал участия в победоносной войне с половцами, которую вели год назад Святослав Киевский и Рюрик Ростиславич. А не участвовал князь Игорь в этой войне по очень простой и обидной для него причине — его не позвали.

Старый Святослав недолюбливал двоюродного брата Игоря за его стремление к самостоятельности, гордый нрав и способность перечить Святославу; кроме Игоря, никто из родственных князей не осмеливался ослушаться киевского князя или возражать ему. Начиная войну с погаными, Святослав не без основания надеялся, что она будет успешной: дружина его была сильна и многочисленна, а кроме того, он быстро сговорился с Рюриком, который выставил дружину еще более сильную. Прими Святослав еще помощь Игореву, исход войны будет тот же, а гордости и самомнения у Игоря прибавится.

Поэтому приготовления к походу велись быстро и втайне от черниговских князей. Прошлым летом Святослав и Рюрик на берегах Орели разбили Кончака — и это было особенно обидно Игорю. В этом можно было даже увидеть недоверие князей к Игорю Святославичу — не взяли, мол, его потому, что он с ханом Кончаком в дружбе, следовательно, не поднимет на него меча.

А какая была битва! Какая победа! Одних пленных взяли семь тысяч, в том числе и знаменитого на всю степь басурманина, имевшего приспособление для стрельбы живым огнем. Хана Кобяка, также давнего Игорева знакомца, за злодейства его казнили на дворе у Святослава. Великая победа, а вот Игорь Святославич только облизнуться смог издалека.

Была у Святослава еще одна причина не брать с собой Игоря. Князь Рюрик Ростиславич четыре года назад Игоря с его другом Кончаком разбил, да гак, что Игорь еле ноги унес. Такое не забывается. А если свести их в одну рать да пустить на общего врага, то, глядишь, помириться могут. Общий успех многое помогает забыть. А слишком большой дружбы между Игорем и Рюриком Святослав не хотел.

Игорь Святославич перетерпел обиду, ничем не показав Святославичу недовольства, даже ни разу не упрекнул его. Но решил отплатить ему той же гривной. Горд был князь Игорь! Целый год он вынашивал мысль о том, как поставит на место Святослава, столь откровенно пренебрегшего им и поставившего его перед другими князьями в неловкое положение. И решил: собрав самых близких родственников, ничего на этот раз не объявив Святославичу, самому пойти на поганых и разбить их, да так разбить, чтобы имя их навсегда забылось. Хана Кончака в железных цепях привезти в Киев! Разве он не в силах это сделать? Воины его храбры и умелы, с конца копья вскормлены. И какое великое дело свершится! Чье имя будет в Русской земле более славным, чем Игоря Святославича?

Подобно Святославу и Рюрику, свой поход Игорь готовил тайно. Лишь брату Всеволоду, князю Курскому, предложил участие, да племяннику своему князю Святославу Ольговичу. Оба согласились с радостью. Игорь взял с собой и своего юного сына Владимира — так был уверен в успехе.

И вот тут-то случилось: как только выступили, так солнце и пропало.

Игорь Святославич, глядя на постепенно исчезающий солнечный ослепительный круг, чувствовал не испуг, а скорее разочарование. Разумеется, это было знамением, и знамением слишком явным. Так как уже целый год все помыслы Игоря были связаны с этим походом, он не усомнился ни на миг в том, что знамение относится именно к нему.

А войско остановилось, напуганное. Кто крестился, кто прикрывался щитом от неведомой, грозившей с вышины опасности. Небо становилось все мрачнее, вот уже и звезды появились. Они мерцали среди дня совсем как ночью, и знакомое мерцание почему-то успокоило Игоря. Если это предзнаменование, то не обязательно плохое, решил он. Солнце тем временем превратилось в узкий серп, а вскоре серп этот стал понемногу расти, звезды одна за другой исчезали, вокруг светало, и на душе князя Игоря становилось все спокойнее.

— Братья! — закричал он, когда все кончилось и солнце по-прежнему светило сверху на землю. — Это тайна Божья, и она никому не ведома! А нам от судьбы своей все равно не уйти! Что Бог сотворит, то и будет! Вперед!

И войско послушалось. Переправились через Донец и через несколько дней соединились с полками Всеволода Святославича, который ни о каком знамении не слышал. Это еще больше подбодрило войско Игоря. И дальше двигались уже без опаски. Игорь словно забыл, что находится далеко от Русской земли, в землях половецких. Ему хотелось идти все дальше и дальше, будто он надеялся добраться до того места, откуда, как из бездонной ямы, выходят на свет все орды поганые, и завалить эту яму, засыпать ее, чтобы холм порос навеки черными травами.

И успех, казалось, был уже близок. Посланные вперед дозорные, имевшие задание взять языка, вернувшись, сообщили, что недалеко стоят вежи [40] Вежи — здесь: шатры. половецкие, и не брошенные, а с людьми, и скот там ходит, надо бы ударить. Ударили — и, на удивление легко отогнав за небольшую речку многочисленный отряд поганых, заняли вежи и взяли богатую добычу и золотых украшений немало, тех, что в мешочках кожаных хранились, и тех, что на половецких бабах и девках были надеты, и тканей заморских, и шкур дорогих. А девок и баб — много в вежах оказалось; пока всех переловили по степи — достаточно времени прошло, начало уже смеркаться. Решили дальше не идти. Тут же заночевать. Веселились всю ночь, с девками играли, песни пели. Легкая победа вселила уверенность, развеяла сомнения.