Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

Бориска промолчал.

— А скажи-ка, братец, — спросил сотник, будто его только что осенило, — а что это вас так много пришло-то, а?

Бориска подумал, что хотел на такой вопрос шуткой ответить. Забыл только — какой. Надо же — все время помнил, а теперь — забыл.

Тут полог княжеского шатра откинулся, и вышел Юрята. Остановился на пороге, надевая шлем и нарочно мешая выйти топчущемуся у него за спиной князю Роману. Помедлил миг, шагнул вперед. Князь Роман — следом, за ним — Игорь.

— Значит, мы, князь Роман, договорились, — сказал Юрята. — Я сейчас своим скажу, чтоб трогались, а сам к воротам поеду.

Роман кивнул, вроде бы устало махнул рукой: поезжай.

— А уж мы сразу обратно, — продолжал Юрята. — Задерживаться не будем. А великому князю я поклон от тебя передам.

Князь Роман остро поглядел на Юряту, хотел что-то сказать, но не сказал.

Юрята сел на коня.

— Ты, ты и ты, — показал он на троих из своего отряда, в том числе и на Добрыню. — Поедете со мной к воротам. Остальные возвращайтесь. Скажете там, чтоб поторапливались. Пошли!

Юрята, Добрыня и двое владимирцев поехали к Пронску — договариваться, чтоб открыли ворота, впустили дружину с обозом. Бориска с остальными отправился обратно — туда, где на холме стояло войско. Проезжая по стану, он взглядом выискивал того, Бандюка, хотя понимал, что драться с ним здесь не придется. Хотел все же его увидеть еще раз.

Тот, видно, тоже хотел повидаться с Бориской. Поджидал его на входе. Поманил рукой: нагнись, мол, скажу чего.

Холодея от злобы, Бориска перегнулся с седла, придвинулся к ненавистному лицу.

— Не договорили мы, отрок, — улыбался Бандюк. — Ежели ты не только бегать умеешь, как заяц, то вон — видишь лесок?

Бориска глянул туда, куда показывала рука. Там, в той стороне, где располагалось владимирское войско, немного левее, виднелась рощица, словно несколько деревьев отбежали от большого леса, да так и замерли на месте.

— Вижу.

— Вот за этим леском полянка хорошая. Я тебя там ждать буду.

— Это я тебя там ждать буду, — сунулся к его лицу Бориска. — Смотри не задерживайся.

— Не бойся, щенок, не задержусь.

Расстались они улыбающимися — со стороны могло показаться, будто прощаются добрые знакомые.

Вскоре владимирская дружина с обозом, в котором были припасы для людей и коней, направлялась к Пронску. Ратников было триста человек. Дружину в город запустили быстро, тут же закрыли ворота, заложили изнутри. Дело было сделано, и Юрята, довольный, что все обошлось без кровопролития, велел войску уходить. Бориска подъехал к Юряте.

— Отец, хочу попросить тебя.

Бориска редко называл Юряту отцом, и тот сразу встревожился, почуяв неладное.

— Случилось что?

— Дело у меня одно есть. Отпусти меня ненадолго, — строгим голосом, непохоже на себя, проговорил Бориска.

— Да какое дело здесь? О чем ты?

— Дело небольшое. Я вас скоро догоню, — сказал Бориска. — Не задержусь.

Юрята вдруг увидел в сыне такую непреклонную волю, что понял: отказывай не отказывай, а он все равно сделает по-своему.

— Ладно, сынок, — растерянно сказал он. — Может, возьмешь с собой кого-нибудь? Хочешь — Добрыня с тобой пойдет?

— Никого не надо. Я сам.

— Как знаешь, сынок. Только быстрее — мы ждать не будем.

Бориска кивнул, повернул коня и ускакал. Поехал к недалекой рощице. «Куда это я его отпустил?» — ужаснулся про себя Юрята.

Войско уже тронулось по той же дороге обратно. Шумел снег под копытами, слышались оживленные разговоры, смех — все были довольны, что избежали боя с рязанцами. Юрята подозвал Добрыню:

— Сынок! Куда это Бориска поехал?

— У него, тятя, там ссора вышла с одним. — Добрыня показал на стан Глебовичей. — Они, наверное, биться будут.

— Ты поезжай за ним, Добрынюшка. Не дай Бог что случится.

— Да он не велел. Тебе велел передать, что скоро вернется.

— А ты все же поезжай, — обеспокоенно сказал Юрята. — Мало ли что случится. Поможешь.

Добрыня улыбнулся, отрицательно помотал головой.

— Нет, тятя, не велел он. Да ты не бойся, ничего с ним не будет.

В голосе Добрыни была такая уверенность, что Юрята не то чтобы успокоился, но передумал останавливать войско. Да, подросли сыновья, теперь у них свои дела, а ты, отец, не мешайся. Сами стали своим жизням хозяева. Поединок касается только двоих. Ни как начальник войска, ни как отец Юрята не мог запретить Бориске биться со своим обидчиком. Единственное, что он мог, — это послать кого-нибудь за мертвым телом, если Бориска не вернется.

А Бориска тем временем уже приехал на ту самую поляну. Место здесь было действительно удобное — укрытое со всех сторон, и даже снег был утоптан — новый еще не успел засыпать многочисленные следы конских копыт и несколько пятен крови. Полянка эта, видимо, служила рязанцам местом для такого рода разбирательств.

То, что этот Бандюк оказался в войске Глебовичей, не было удивительным. Мало ли людей, желающих добывать себе пропитание мечом, приходит в княжескую дружину. Будь только свободным человеком, имей коня, доспехи и оружие да покажи, как умеешь им владеть. Бориску удивляло то, что, упрашивая Юряту взять его с собой в этот поход, он не понимал, что именно его толкает на эту просьбу. Почему ему так захотелось пойти с отцом — после полуторамесячной походной жизни снова к ночевкам на снегу, от теплого родного дома, от ласк любовницы. А ведь это было так ясно! Ведь он знал, Что встретит своего врага. Сердце подсказывало, а ум не понимал. Какая удача, что Юрята согласился взять его с собой!

Бандюк приехал вскоре, один. Без предисловий обнажили оружие. Бандюк вынул меч, а у Бориски была сабля — та самая, что и тогда. Съехались, стали кружить по поляне друг против друга, выбирая удобный миг для нападения. Бандюку не молчалось.

— Ах, щенок, щенок, — приговаривал он. — Ну, сейчас я тебя половинить буду.

Бориска не отвечал, присматривался. Тогда, в тот день, в руках у Бандюка была всего лишь дубина, и орудовал он ею умело. Мечом, кажется, тоже пользоваться умел. Локоть правой руки только держал близко к телу. Наверное, сначала ткнет, ударит острием. А рубить уж потом будет. Понятно.

— Ишь как ты улепетывал, — продолжал Бандюк. — Жаль, не догнал я тебя. Убежал как заяц.

Ага, дразнит. Хочет выманить на себя, щитом закроется и снизу ткнет. Понятно.

— Родителя-то помнишь моего? — говорил Бандюк. — Убил ведь ты родителя моего.

Бориска хоть и был нацелен на схватку, но отметил про себя, как потеплело на душе. Эх, знать бы раньше? Не так бы переживал из-за своего позорного бегства. Убил родителя. Ну и этого сейчас убью.

Бандюк вдруг поглядел куда-то вбок, словно увидел там что-то. Бориска в свой счастливый миг, перед тем как повернуться в ту же сторону, всем телом догадался: это обман. И в следующий миг успел отбить щитом удар. Сразу же, с навеса, рубанул по руке, держащей меч. Не отрубил, но рука повисла, раскачиваясь. На конский бок полилась кровь.