Ефим Курганов - Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

Дом, который был занят графом Воронцовым, при всей своей поместительности, не имел помещения, пригодного для танцевальной залы, тем более что наш государь, помимо свиты своей, прибыл с прусским королём, принцами и множеством придворных дам. И вот что было придумано. Прямо к нижнему этажу приделали две большие палатки, богато убранные, так что в них был выход прямо из комнат.

Во время одного из балов, устроенном в этих палатках, я самолично видел, как граф Воронцов подвёл к нашему государю соседа моего Липранди и милостиво представил его Александру Павловичу. Я легко мог предположить, что именно говорил Воронцов. Конечно же, расхваливал на все лады сего Липранди и аттестовал его как величайшего ловца шпионов.

Так и оказалось. На следующее утро, во время очередной нашей прогулки по Мобежу, Александр Павлович со смехом поведал мне, что граф Воронцов и в самом деле рассказывал о Липранди всякие чудеса, как тот помогает знаменитому Видоку ловить бонапартистов.

Однако жизнь показала вскоре, кто более знает толк в бонапартистах-заговорщиках, я или Липранди.

Государь из Мобежа должен был отправиться в Валанасьен, на смотр нашего экспедиционного корпуса, а потом Его Величество собирался в Брюссель.

Между тем, знакомый мне комиссар из брюссельской полиции прислал мне срочную записку, в коей говорилось, что французский офицер Пульо де ла Круа рассказал о существовании заговора отставных военных и контрабандистов, имеющем целью захватить в плен нашего императора по дороге в Брюссель и заставить его подписать декларацию об освобождении Наполеона с острова Святой Елены.

В местечке Буссю, где должен был отобедать государь, кожевник Пише должен был под видом трактирного слуги подойти и отрезать постромки у лошадей, запряжённых в коляску государя. Остальное должны довершить бывшие офицеры наполеоновской гвардии, числом около сорока.

Я тут же рассказал обо всём государю. Александр Павлович отвечал, что он не собирается отменять поездку свою в Брюссель. Тогда я вызвался его сопровождать. Государь согласился и взял меня в свою коляску.

Когда в Буссю к нам подошёл трактирный слуга, я со всей силы ударил его хлыстом по руке. Пише заорал от дикой боли и отшатнулся. В толпе раздался ответный крик, полный паники, и тут же несколько десятков человек выбежали из толпы и бросились наутёк.

Государь был спасён. Потом, когда я вернулся в Мобеж, полковник Липранди съехал уже из дома аптекаря, поселился у Воронцова, и меня обходил стороной. Аптекарь был страшно огорчён потерей одного постояльца (он ведь и из-за одного су готов был удавиться), а я вот перемещением Липранди под крылышко графа Воронцова ничуть огорчен не был.

Граф Михайла Семёнович невзлюбил меня пуще прежнего, и всё-таки я оставался при нём генералом для особых поручений, но уже недолго: наш оккупационный корпус возвращался в Россию.

Нерасположение ко мне графа Воронцова подпитывалось вот ещё каким обстоятельством, чисто приватного свойства.

Дом, в котором он жил в Мобеже, стал пристанищем и для мадам Вобан. Уж не знаю, на каким именно правах она там находилась. Это – бывшая возлюбленная наполеоновского маршала Юзефа Понятовского.

Она потом вернулась к своей семье в Париж, а в 1815 году вдруг оказалась в Мобеже и при Воронцове. При этом граф уже был жених: за него уже была просватана Елизавета Ксаверьевна Браницкая, будущая его супруга.

И всё-таки мадам Вобан жила при Воронцове и с Воронцовым. Вместе с тем меня с нею связывали весьма давние отношения, и мы не собирались их прерывать. Отнюдь. И не собирались скрывать этого.

Мадам Вобан навещала меня почти каждый день, о чём мой сосед Липранди, конечно же, извещал графа. Судя по всему, Михайле Семеновичу это всё страшно не нравилось. Возможно, он был и не против наших амуров, но вот открытость наших отношений ему казалась не очень корректной.

Однако с приездом в Мобеж государя Александра Павловича в этом плане многое изменилось. Граф уже не мог более жаловаться на неприличность моих встреч с мадам Вобан, ибо все обсуждали теперь то, что упомянутая мадам каждую ночь стала проводить в опочивальне российского императора.

А вскоре вообще весь этот сюжет был исчерпан или доведён до логического своего конца: мадам Вобан вместе с Его Величеством отправилась в Брюссель.

Правда, отношения мои с графом Воронцовым так и не улучшились. Но всё остальное-то оставалось, да и Липранди-то всё время интриговал, употребляя на это всё полномочия свои директора воинской полиции оккупационного корпуса.

После смотра в Валансьене, государь вернулся ещё в Мобеж. И был устроен в палатках при воронцовском доме прощальный бал.

Граф был нескрываемо грустен, и не из-за отъезда своего императора. Причина была в ином. Он ожидал за командование оккупационным корпусом получить полного генерала, а ему после смотра дали лишь Владимира первой степени.

Не очень был доволен и государь – из-за валансьенского смотра. Его Величество даже сделал замечание Воронцову, что наши войска шли недостаточно быстрым шагом. На что Михайла Семёнович посмел ответить: «Государь, этим шагом мы пришли в Париж». Александр Павлович не стал парировать, хотя мог бы заметить с полнейшим на то основанием, что это не воронцовский корпус брал Париж.

А Воронцов, думаю, был огорчён ещё и тем, что император забирал у него окончательно мадам Вобан, ибо она отправлялась с Александром Павловичем в Брюссель.

Да, из Мобежа мы отправились в Брюссель, куда государь был приглашён императором Нидерландов. Причём и я, и мадам Вобан, сидели в императорской коляске.

После проезда Буссю, когда стало ясно, что заговор окончательно лопнул, я более-менее успокоился, хотя и до того знал, что по личному распоряжению короля Нидерландов переменные отряды конницы следовали на некотором расстоянии от коляски нашего государя.

И всё-таки даже и после того, как я стегнул кнутом по рукам Пише, который намеревался подрезать постромки у лошадей, и после того, как остальные заговорщики бежали, я не позволил себе расслабиться и был настороже.

В Брюсселе, не смотря на сведения, что город переполнен заговорщиками и подозрительными личностями, Александр Павлович являлся на гуляньях среди множества народа один, без охраны. Правда, с ним неизменно были я и мадам Вобан, а это уже немало.

Из Брюсселя император отправился назад в Ахен (с мадам Вобан, разумеется), а я вернулся в Мобеж, в штаб-квартиру корпуса, собиравшегося уже восвояси.

Граф Воронцов смотрел уже на меня совсем косо, хотя не я, его Липранди прошляпил заговор. Но сердился Михайла Семёнович почему-то именно на меня – как видно, за расторопность.