Конн Иггульден - Кровь богов

– Я потребую эти деньги у Сената, когда мы придем на Форум. Если они откажут, я заплачу из этих сундуков и моих личных средств.

Силва улыбался, опуская крышку и запирая сундук на ключ. Он очень нервничал из-за того, что у него хранились такие деньги. Когда ответственность перешла к другому, у легата словно гора упала с плеч.

– С твоего разрешения я посмотрю, как идут дела в лагере, – сказал он Октавиану.

– Но не займешься своими делами, легат, – предупредил его тот.

Легат покраснел.

– Нет, Цезарь. Своими делами не займусь. Во всяком случае, сегодня.

Марк Антоний прибыл в Брундизий после заката солнца, и его встретил свет тысяч ламп и сторожевых костров на фоне черного горизонта. Он знал, сколько здесь ждет людей. Прошлой зимой Цезарь обсуждал с ним свои планы, когда они готовили военную кампанию против Парфии. Конница восточной империи много лет досаждала Риму, и Цезарь не забыл давнего врага. Следовало отдать должок, но наступление захлебнулось, не начавшись, рухнуло под ударами кинжалов убийц, как и многое другое.

Но эти знания не подготовили Антония к реальности: шесть полных легионов стояли лагерем вокруг Брундизия, а в темном море светилось множество огней на военных кораблях. Когда консул и его охрана подъехали к одному из римских лагерей, их остановили бдительные легионеры. Перстень консула открыл ему дорогу, но их останавливали снова и снова, когда они пересекали территорию других легионов. Надежда на путешествие инкогнито растаяла, как дым, и к тому времени, когда взошло солнце, весь город знал о прибытии консула, готового обрушить на легионы гнев Сената. Они ждали слишком долго, не зная, что последует за хаосом в Риме, и теперь привычная городская суета практически сошла на нет в ожидании беды.

Марк Антоний без труда нашел где поселиться: он просто подъехал к одной из гостиниц и приказал всем постояльцам покинуть ее. Среди них были и старшие офицеры легионов, но никто и пикнуть не посмел: все быстренько собрали вещи и разъехались по лагерям своих легионов.

На завтрак консул съел овсянку с кусочками дыни, подслащенную медом, и несколько долек апельсина. Он мчался трое суток с короткими перерывами на отдых, здорово вымотался, а потому заказал подогретого вина с травами, чтобы взбодриться. Хозяин таверны нервничал, поднося ему кубок, и, отходя от стола, не переставал кланяться. Антоний своей властью до конца дня мог отправить на смерть несколько тысяч человек, и жители Брундизия только об этом и шептались, когда он закончил завтрак и откинулся на спинку стула.

Потом консул вышел из гостиницы и направился к берегу. Тропа привела его к обрыву над глубокой водой. Он наслаждался чистым воздухом вдали от запаха множества людей, собравшихся на пятачке суши. В голове прояснялось, когда он смотрел на уходящее вдаль море.

Вид флота и поднимающегося солнца, символа римской мощи, поднял ему настроение. Марку очень хотелось повести куда-то солдат, потому что своих целей он мог добиться, только опираясь на эти легионы. Сейчас он был законным представителем Сената, располагающим всей полнотой власти. Поразмыслив, Антоний отметил для себя, что должен рассказать о своих ощущениях Фульвии, когда та приедет.

Возвращаясь к гостинице, он заметил двух своих людей, которые спешили к нему. Подбежав, они отсалютовали.

– Где легаты? – спросил Марк Антоний.

– Собрались на главной площади и ждут тебя.

– Очень хорошо. – Консул ускорил шаг. – Показывайте дорогу, последний раз я сюда приезжал очень давно.

Шум и голоса, доносящиеся с главной площади, он услышал задолго до того, как вышел на нее. Она напоминала римский Форум в миниатюре, и на ней собралось слишком много солдат, чтобы чувствовать себя спокойно. Консул вспомнил свою последнюю речь перед толпой.

Раздался громкий крик, когда его заметили, и центурионы с виноградными лозами принялись руганью и пинками разгонять людей, прокладывая ему дорогу. Антоний ожидал найти солдат дрожащими от ужаса в ожидании наказания, но вместо этого видел повсюду только злость, когда шел между их рядами к возвышению. Любой командир знал, что иногда он должен стать глухим, шагая в окружении своих солдат, но на этот раз он слышал не веселые насмешки. Легионы гудели, с трудом сдерживаемые офицерами, а из толпы доносились проклятия.

Обычно, когда консул поднимался на трибуну, чтобы обратиться к легиону, его приветствовали радостными криками и аплодисментами. Марк Антоний оставил охрану у возвышения, а когда поднялся по ступеням, шум стих и воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь жидкими хлопками шести легатов. Эти жалкие звуки тут же заглушил грубый смех. Солдаты вспотели, пока дожидались его, стоя на возвышении. Антоний славился сильным голосом и был довольно высок, а прежде чем заговорить, он выпрямился в полный рост. Его слова эхом отлетали от окружавших площадь домов.

– Я консул Рима и представляю здесь Сенат. Мне принадлежит власть Рима, и я могу судить других за преступления перед государством.

Смех стих. Марк растянул паузу, думая о том, как продолжить. Он собирался проявить милосердие и этим перетянуть военных на свою сторону, но видел, что они настроены против него.

– А что ты скажешь о своих преступлениях? – внезапно донеслось из толпы. – Что ты скажешь о Цезаре?

Антоний схватился за ограждение большими руками и наклонился вперед. Он осознал, что легионеры видят в нем лишь представителя Сената. И ему повезло, что они еще не взбежали на возвышение, чтобы разорвать его на куски.

– Ты говоришь о Цезаре? – рявкнул он. – Я тот, кто произнес погребальную речь над его телом, кто стоял рядом, когда его пожирал огонь. Я был его другом. Когда Рим позвал меня, я не колебался ни минуты. Я следую дорогой закона. Никто из вас этого сказать не может.

Он собирался продолжить, но все больше и больше выкриков неслось из толпы, и все вопросы слились в злобный рев. Этот рев не утихал, и Марк Антоний увидел, что люди начали расходиться. Словно и не ожидали ничего от него услышать. В раздражении он повернулся к начальникам легионов.

– Выводите нарушителей. Они послужат примером для остальных.

Легат, который стоял ближе всех, побледнел.

– Консул, мы их привели по твоему приказу, но легионы знают, что ты предложил сенатскую амнистию, – ответил он неуверенно. – Если я отдам такую команду, они могут нас разорвать.

Марк Антоний глубоко вдохнул и шагнул к легату, нависнув над ним.

– Мне надоело слышать о страхе перед толпой. Где тут толпа? Это римские легионеры, которые помнят о дисциплине. – Теперь он говорил для тех, кто слушал, а не для отказывающегося подчиняться ему военачальника. – Этой дисциплиной надо гордиться. Говорю тебе, это все, что у тебя осталось.