Конн Иггульден - Кровь богов

Даже зная, что у кораблей Виспансия красные паруса, он не мог точно сказать, кто одерживает верх. Некоторые галеры Агриппы при легком ветре неуклюже покачивались, словно старые женщины, и Октавиан мог представить себе постоянный ужас, в котором пребывали команды, ожидая большой волны. Ее вполне хватило бы для того, чтобы отправить их на морское дно. Они, конечно, могли чувствовать себя в относительной безопасности, когда гребцы работали веслами, но галеры становились особенно неустойчивыми, если эти люди бросали весла и хватали мечи, чтобы вступить в бой. По крайней мере, одно судно уже перевернулось и затонуло от легкого удара тарана.

– Ты можешь сказать, кто побеждает? – спросил Марк Антоний.

Голос его звучал нервно, и Октавиан взглянул на него, прежде чем покачать головой. Марка не отпускало напряжение, как, впрочем, и его: оба понимали, сколь высоки ставки, но при этом не могли повлиять на исход.

– Ничего нельзя сделать! – воскликнул новый Цезарь, а потом, понизив голос, добавил: – Стоя здесь, ничего не сделаешь.

Посмотрев на солнце, он обнаружил, что провел на утесах все утро. Полдень миновал, а битва продолжалась, и все больше кораблей горело, тонуло и переворачивалось, затрудняя маневрирование для остальных. Общее сражение распалось на отдельные поединки, проверку выдержки и воли к победе. Каждый капитан решал, схватиться ли ему еще с одним кораблем противника или постоять в сторонке, давая гребцам передохнуть. Октавиан вдруг осознал, что ничего прекрасного в этом нет. А ведь он почему-то ожидал красоты… Но в реальности этот морской бой напоминал схватку двух старых бойцов, окровавленных, с заплывшими от синяков глазами, но не падающих только потому, что они повисли друг на друге. На кону стояло его будущее, и он взмолился Юлию и Марсу, прося даровать Агриппе победу.

Приемный сын Цезаря не считал себя наивным. Он знал, что некоторые преступления остаются безнаказанными. Воры и убийцы иногда продолжали жить, и очень неплохо, умирая счастливыми и старыми в окружении семьи. Юлий однажды рассказал Октавиану о человеке, который ограбил друга и удачно вложил деньги в дело. Друг его умер в бедности, тогда как вор процветал и стал сенатором. Однако человек имел право добиваться справедливости, пусть даже за нее приходилось бороться. Наследнику Цезаря справедливость не принесли, он должен был ее добиваться и не мог успокоиться, пока оставался в живых хотя бы один Освободитель, пока они продолжали гордиться своим преступлением.

Октавиан видел монету с головой Брута и словами на обороте, объявляющими, что тот «Спаситель Республики». Он стиснул зубы, когда эта монета возникла перед его мысленным взором. Нельзя было допустить, чтобы такие люди творили историю. И он не мог допустить, чтобы преступление превратилось в благородный поступок.

Секст Помпей видел вокруг себя только отчаяние. Его команда сражалась долгие часы. Они пережили три абордажные атаки, едва успевая развести корабли, прежде чем враг сокрушил их. Лишь несколько человек не получили ранения, многие жадно пили воду и выискивали момент, чтобы передохнуть. Конечно, выносливости им хватало, но только их молодость служила неистощимым источником энергии. Совсем недавно Секст отметил очередной день рождения с легионными капитанами. Они поднимали тосты в его честь, а те, кто помнил его отца, произносили красивые речи. Братья Каска прочитали новую поэму, написанную Горацием, которая широко распространялась в городах. Поэт прославлял Республику как самое великое достижение человеческого ума.

Это счастливое и уже такое далекое воспоминание пришло, когда Помпей смотрел на обломки галер и тела, плавающие вокруг. Никто в Риме не знал, что в самой узкой части полуострова он держал лошадей, чтобы поддерживать связь с Ведием. Он все сделал правильно, но этого оказалось недостаточно. Предупреждение пришло вовремя, он успел выстроить флот к приходу врага, и на заре не сомневался в успехе. Однако несколько строк, нацарапанных на пергаменте, не подготовили его ни к убийственной тактике галер, с которыми ему предстояло столкнуться, ни к жутким, со свистом рассекающим воздух якорям, пролетающим над головой. Дважды команде его корабля удалось спастись, перерубая веревки. Они еще лежали на палубе, с вплетенными в них медными проволоками. У них не было ни минуты покоя, чтобы вырвать якоря из бортов и сбросить в воду.

Сексту оставалось только наблюдать, как вражеские галеры разнесли и потопили половину его флота. Начали его корабли хорошо, тараня противника и срезая весла, но на каждый потопленный корабль они теряли три, а то и четыре своих. Вражеские галеры носились, как шершни, выпуская с близкого расстояния зажигательные стрелы, а потом беря его суда на абордаж, пока команда гасила эти стрелы, чтобы не допустить пожара. У Секста ушло слишком много времени, чтобы понять, что половина кораблей, которые противостояли ему, укомплектованы только гребцами и не представляют реальной угрозы. Они все шли под красными парусами, обвисшими или надутыми ветром. Самые опасные прятались среди остальных, перебрасывали двойные абордажные вороны, атаковали его людей, убивали, поджигали захваченные галеры и двигались дальше.

Над морем стелился густой дым, и со всех сторон Помпей слышал скрип и плеск весел. Он не знал, окружают ли его враги или он может рискнуть, подняв на мачте сигнал сбора. В конце концов, он резко отдал команду гребцам идти средним ходом, хотя они выбивались из сил, и после восхода солнца уже не одно мертвое тело пришлось выбросить за борт. О рывках и быстрых маневрах боевой галеры пришлось забыть, рассчитывая лишь на медленное продвижение.

Резкий порыв ветра отнес дым, давая возможность увидеть, что происходит вокруг. Но радости зрелище не принесло. Десятки перевернутых галер напоминали дохлых рыб, всплывших на поверхность, а вокруг плавали человеческие тела. Многие другие суда горели, и, когда воздух очистился от дыма, Помпей увидел три корабля, круживших в боевом порядке, выискивая цель для атаки. На одной стояли катапульты, заряженные якорями. Секст понимал, что они ринутся на него, как только заметят, и отдал приказ разворачивать галеру. Он подумал о сестре Лавинии, которая находилась в каюте: нельзя было допустить, чтобы враги захватили ее.

– Идем к берегу и как можно быстрее! – скомандовал он. – На последней четверти мили мне нужна таранная скорость. Последний раз, а потом мы высадимся на берег и рассеемся.

Вымотавшиеся донельзя гребцы услышали его голос, и прибавили частоту гребков, не обращая внимания на ноющие мышцы. Галера рванула вперед, и Помпей услышал крики за спиной. Вражеские корабли тоже прибавили скорости.