Анатолий Субботин - За землю Русскую

— Мало, княже, не обружим всех посошных.

— Твоя в том вина: почто кузнецы не ковали копья и рогатины; лучники, щитники, кольчужники древоделами и бочешниками стали, рыбу ловили да промышляли зверя? Отдай ратным все оружие, что соберешь, остальные пусть идут в полк без оружия; даст им Новгород. Тебе, болярин Домаш, велю быть воеводою и вести переяславское войско. Поведешь прямыми дорогами — на Дмитров и Тверь. В Дмитрове, на Твери и в Торжке примешь попутно в полк тамошних ратников. Пойдет с тобою и тверской воевода болярин Кербет. Выступай немедля, как соберешь войско.

— Смерды хлеба убирают, княже, время ли брать посошных?

— Не время, знаю о том. Но пустим на Русь латинских крестоносцев, хуже будет: спалят они зажитья, мужей наших побьют, жен и детей возьмут в полон. Станут владеть и землею нашею и людей наших обратят в рабов и холопов своих, как обратили в рабов ливов и эстов. Народ наш не потерпит нашествия латынян. Все запасы хлеба, какие есть у тебя, кроме того, что нужно оставить на прокормление, шли обозами в Новгород… Не будем загодя вешать головы, с верой в силу свою выйдем в поле.

Протрубили трубы. Городовым людям Александр сказал то, что говорил Домашу, и в тот же день уехал на княжий двор в Городище, где обычно жил он, бывая в Переяславле.

Окруженные валом и высоким тыном княжие хоромы в Городище поставлены на высокой горе. Оттуда, с вершины ее, открывается радующий взор обширный вид на озеро и окрестности. Старый княжий двор в Кремнике, построенный еще князем Юрием, Александр не любил за мрачность, за то, что в горницах и гридне пахнет нежилью, гнилым деревом. Но не живя там, Александр все же охранял хоромы. Прошлой зимой он велел перекрыть тесовые крыши на теремах, починить крыльца и сени.

Опускался вечер, когда Александр прибыл в Городище. Было так тихо, что даже листва на деревьях казалась застывшей и сонной. Солнце, скрываясь за дальние холмы, золотило последними лучами вершину горы, а внизу, над озером, уже сгущалась тень. Александр, отдав коня отрокам, не пошел в хоромы; он направился в рощицу, что раскинулась на крутом склоне к озеру, вблизи от ограды.

Вокруг — необъятный простор. Темно-синее лоно озера внизу похоже на огромную зеленую чашу, наполненную чистой, чуть-чуть дымящейся влагой; в глубине чаши отражается небесный свод. Холмы, окружающие озеро, утопают в ожерелье рощ и лугов. На равнине, по берегам Трубежа, темнеет город. За развешанной на шестах и козлах паутиной сетей — избы рыбацкой слободки, а за рекой — Кремник, темный, деревянный, с белеющей внутри ограды церковью Спаса.

И кажется Александру, что просторы, раскинувшиеся перед ним, это и есть Русь — его отчизна. Она дорога ему так же, как дорога любовь матери, как дороги свет и мир его желаний и радостей.

Стало темно. Чаша озера затянулась белыми дымками тумана. Александр вошел в хоромы. Только теперь он почувствовал усталость. На столе в горнице приготовлена снедь. Александр в полусне пожевал что-то. И не взошла луна, когда он уже крепко спал, вытянувшись на прохладной перине.

После обедни в соборе у Успения владыка служил попутный молебен уходящему в Новгород конному войску. Оно выстроилось на соборном дворе, в Кремнике. Впереди войска — Ярослав, рядом с ним Александр и Андрей. На особом ярко-красном коврике — княгиня Федосья Мстиславовна с младшими детьми. Позади отроки дружины Ярослава, которые уходили с Александром, и конное боярское войско.

Молебен служился истово, по всему чину. Но вот затрезвонили колокола. Александр подошел к отцу.

— Пусть будет счастлив твой путь, Олександро! — промолвил Ярослав, обнимая сына. — Станем ждать вестей от тебя. Как будешь после битвы с латинскими меченосцами на Владимире, чаю встретить славой и колокольным звоном.

— Спасибо, батюшка! — ответил Александр на пожелание отца. — Не положу я меча перед врагом, не опозорю Руси.

— Верю. Помни, что говорил тебе. Не на забаву идешь. Не поддавайся на хитрость вражью, будь смел и искусен в битве, береги дружину и войско! Не стану учить тебя, как вести бой, — дальний совет не всякий хорош, а ты быстр умом. Дед и прадед твои крепко хранили и берегли славу Руси — не посрами костей их!

Со слезами обняла княгиня Федосья Мстиславовна. Брату Андрею, при прощании с ним, Александр сказал:

— Скоро жду тебя, брате милый, на Новгород. Поспешай, не задерживайся в походе. Большою силою идет враг, преградим ему путь вовремя.

Простился Александр с ближними дружинниками отца и воеводами. Старый Чука, когда Александр подошел к нему, отступил назад и молвил:

— Дай-ко взгляну на тебя, Александр Ярославич! Пожалуй, нынче-то и не подниму тебя, как бывало. Ведь ты на коленях у меня сиживал, сказки да побасенки слушал. А теперь-то, господи мой! Воин ты и князь Невский. За ум и храбрость твою прими, княже, поклон!

Чука поклонился Александру, касаясь рукою земли. Постарел воевода, но плечами, как и был, широк он и крепок. Александр обнял его и троекратно, как с отцом, облобызался с ним. Не отпуская, Чука приподнял его на руках.

— Поднял, княже! — ухмыляясь и гладя усы, воскликнул он. — Знать, годится еще на что-нибудь Ерофей Чука. Счастливый и добрый путь тебе, Александр Ярославич!

Александр на коне. Медью и серебром блестит на нем бехтерец. Позади его подняли копья полтысячи конных воинов. Зазвонили колокола. Под звон их, провожаемое напутственными возгласами городовых жителей войско Александра тронулось к Золотым воротам.

Боярин Водовик оженил сына. Шумно отпраздновали свадьбу. И не сказать, сколько снеди съедено, сколько питья выпито. Не пересыхали на пиру ендовы с медами крепкими; запивали меды пивом хмельным и заморскими мальвазеями. Не жалел Водовик добра для гостей званых. Сам он выбирал невесту сыну. Сладилась желанная свадьба, а сладилась — не разорвешь.

Высоко держит бороду Водовик: шутка ли, породнился с именитым боярином Никифором Есиповичем!

Невеста — одна дочь у Есиповича. Преставится родитель — все богатство ей, и хоромы и вотчины. Опасался Водовик, задумав сватовство. А ну как заупрямится Есипович? Молоденек, скажет, женишок у тебя. Дочке моей с Улитина дня четвертной годок пошел, а женишку?.. Как его по имени-то? Лушко? Впору ли под венцом стоять? «Правда, — вздыхал Водовик. — Ох, правда!» Не в бровь, а в глаз ему слово о молодости сына. От сердца молвить, так и впрямь чуть ли не в матери годится Лушку невеста. Не она, богатство ее приманчиво. Лицо и годы оно красит. Славен был на Новгороде боярин Стефан Твердиславич, царствие ему вечное, а ведь он спал и видел взять Улиту, дочку Никифора Есиповича, за своего Андрейку. Ошибся Твердиславич; по гордыне ли своей, по глупости ли и упрямству послал он Андрейку в войско. Остался б жив Андрейка — мужем Улиты, желанным зятем вступил бы он в хоромы боярина Никифора.