Анатолий Субботин - За землю Русскую

— Волен ли Господин Великий Новгород пасть под чужое ярмо? — выкрикнул он. — Волен ли принять поругание от латинских свеев?

Шум и крики новгородцев заглушили речь Спиридоновича.

— Не волим!

— Не поклонится Новгород свеям!

— Собирай полки, княже!

— Костьми ляжем…

Не слышно голосов супротивных. Красный от надсады Офоня-колпачник машет исступленно руками, кричит что-то, брызжа слюной.

Один Офоня. Качнулась толпа, захватила его, отнесла от степени.

— Не склонимся, мужи, под чужое ярмо, — когда шум утих, раздался снова голос Спиридоновича. — Не время в хоромах сидеть, ждать, покуда гром грянет; время надевать шеломы да идти под стяг княжий. Скажем, мужи, и запишем в грамоте: готовы послужить Великому Новгороду! Кто добром, кто силой, животом своим и волей…

С непокрытой головой стоит Александр на вечевой степени. Ждал он, что его слово станет словом Новгорода, но, поднимаясь на степень, все же тревожился: не начал бы кто окольную речь. Бывало так: скажут небылицу, и зашумит вече… Голос людской толпы как струны у гуслей. Но сегодня кто и хотел сказать против — молчав. Гостиные и ремесленные братчины сложились в одну речь. Скажешь против, а не ровен час — приведется под тяжелую руку…

— Кого воеводою поставит Новгород над своим полком? — крикнул Спиридонович.

— Силу Тулубьева…

— Дружинина…

— Хорош Дружинин, да хвор. Не оправился после боя.

— Князю поставить воеводу!

На степени лучник Онцифир.

— Поставим воеводою гостя Спиридоновича! — крикнул он. — Пригож молодец! Силен, на разум востер и удали вволю.

— Спиридоновича!

— Спиридоновича воеводою!..

На губах Александра улыбка. Дав утихнуть шуму о Спиридоновиче, он призвал к тишине.

— Князю слово!

— Тише! Александр Ярославин скажет…

— Спасибо за волю Великому Новгороду! — Александр ступил вперед и поклонился. — Клянусь перед святою Софией и Великим Новгородом не мириться с врагом, покуда он не побит, покуда стоит он на земле нашей и грозит полоном древним вотчинам новгородским. Будет ли на то слово Великого Новгорода?

— С тобою Новгород, княже, веди полки! — крикнул Игнат-гвоздочник.

— Зови под стяг свой людей ратных! — подхватили новгородцы слово гвоздочника.

— Тебе воля брать в полки и охочих и посошных…

Пишут дьяки имена охочих людей в новгородский ополченский полк. Меха дорогие, гривны, куны и ногаты серебряные, копья и рогатины, топоры боевые несут новгородцы. Лучник Онцифир и Сила Тулубьев принимают добро.

Выступил вперед боярин Лизута.

— От своих животов даю двух холопей да пятерым тегилеи…

Стоявший рядом с Лизутой Гаврила Олексич покосился на боярина, оборвал:

— От твоих животов, болярин, мало сулишь. Дружину снаряди! Не жалей ни копий, ни шеломов, ни железных рубашек…

Александр спустился со степени. В толпе, окружающей дьяков, он увидел Никанора. Кузнец стоял и выкрикивал свое имя. Александр позвал его.

— Ия сказан в твоем полку, княже, — приблизясь к Александру, сообщил Никанор. — С тобой жили, с тобой и в поле…

— Нет, Никаноре, — резко, будто сердясь на кузнеца, остановил его Александр. — Не тебе идти в полк, будь у себя в кузне.

— Почто, княже? — нахмурился Никанор. — Трусом не бывал…

— И я не ищу в тебе труса, а дорого твое ремесло. Тебе, Никаноре, не копьем биться с врагами, а ковать оружие для воинов, вязать кольчужки крепкие.

Видя, что кузнец собирается возражать, Александр повысил голос:

— Так сказано, Никаноре! Быть тебе у своего дела, в том моя воля и воля Великого Новгорода.

Шведское войско на многочисленных ладьях отплыло из Обо к русскому берегу. Никто из воинов не сомневался в успехе похода. Море было спокойно. Пользуясь попутным ветром, шведы подняли паруса. Легкие ладьи с пешими воинами стаями окружали огромные корабли правителя и конного рыцарского полка. Погода изменилась на полпути. Ветер посвежел, постепенно небо обложили тяжелые темные тучи. Когда передние ладьи начали втягиваться в устье Невы, войско настигла гроза. Ломая пучину моря, будто из самой ее глубины вздымались волны и неслись к берегу, заливая егб и дубовые рощи на островах.

Спасаясь от бури, шведы начали высадку. Корабль правителя остановился у устья Ижоры. На холме, видном издалека на низменном берегу, поднялся златоверхий шатер. Вокруг расстилалась покрытая сочной травой поляна. Она начиналась от Ижоры, достигала заросшего низкорослым кустарником болота, шла вверх по берегу и обрывалась у темно-синей гряды глухих ижорских лесов.

Волны, несясь с моря, подняли воду. Скоро она выступила из берегов, залила островки. Недавно еще спокойная река потеряла свои очертания. С шумом и грохотом волны разбивались о подножие холма, на котором возвышался шатер правителя. Зеленые купы дубовых рощ на островах напоминали огромные сказочные корабли на безбрежном пространстве взбунтовавшегося моря.

Промокшие до костей воины радовались твердой земле, ожидая найти на берегу жилье, тепло и пищу. Залитый почти сплошь водою берег реки — рубеж Руси. Отсюда простирается вдаль, за неизведанные леса и болота, обширная, сказочно богатая Новгородская земля.

При высадке шведов на русском берегу никто не оказал им сопротивления. Берег казался необитаемым.

Непогода, какою встретила Русская земля крестоносное войско шведского короля, и то, что рыцарь Карлсон, ушедший из Обо в Новгород с повелением правителя князю Александру, не вернулся, задержало шведов.

А места вокруг дики и неприютны. Топкие болота, темные, непроходимые леса преграждали путь. Собираясь в поход, шведы намеревались плыть на ладьях в озеро Нево [35] Ладожское озеро. , взять Ладогу; оттуда «гостиным путем» идти вверх по Волхову до стен Новгорода. Теперь, когда войско близко к озеру, «гостиный путь» казался Биргеру и опасным, и долгим. На Волхове шведским ладьям пришлось бы преодолевать порожки, перекаты и мели; если новгородцы станут сопротивляться, то нелегкими для шведов будут встречи с береговыми засадами. Поход на ладьях по чужой реке ослабит войско.

Прямой и скорый путь к Новгороду лежит сушей, но он незнаком, а у шведов нет проводников. Жители порубежных погостов и займищ при первой же вести о появлении шведского войска бежали в леса; на местах погостов шведы нашли свежие пепелища.

Непогода и нужда в пище сказались на настроении войска. Недовольство прорывалось глухо, но с каждым днем упорнее и настойчивее. Высокое положение духовника правителя обязывало отца Биорна знать обо всем, что думают и что говорят воины. Опечаленный тем, что он слышал, святой отец во время вечерней беседы с правителем поведал о своем беспокойстве. Биргер выслушал его не прерывая.