Кемаль Тахир - Глубокое ущелье

Была и другая причина, по которой не хотелось ему выходить из конака воеводы. Слишком уж затянулось ожидание, все проголодались, нервничали. Прежде других забеспокоился Орхан, хотя и старался не подавать виду. Он то и дело подходил к окну, прищурив зеленые глаза, глядел на эскишехирскую дорогу, почесывал родинку за ухом. Гонцам воеводы Нуреттина Алишар пообещал сразу же приехать. Значит, он не знал, что Осман-бею все известно, и, следовательно, не должен был так запаздывать. Но больше всех волновался сам воевода, ибо не мог пригласить гостей к столу. Осман-бей, как всегда, был спокоен. Он легко справлялся с закипавшим в нем гневом, как ни в чем не бывало серьезно беседовал с семилетним сыном воеводы, точно перед ним был взрослый.

Увлеченный своими мыслями, Мавро не сразу обратил внимание на необычную тишину, царившую на рынке. Только войдя в ряды, удивился: как много закрыто лавок, как пусто вокруг! «Может, ушли на молитву? Но, отправляясь в мечеть, мастеровые обычно не закрывают ставен, лишь выставляют перед дверьми скамеечку?» Из мясной лавки выскочил покупатель и, пугливо оглядываясь, убежал. Мясник стал закрывать лавку. Мавро подходил к ряду медников, но не слышал прилежного стука молоточков. Что такое? Ему почудилось, будто он попал в незнакомый, покинутый жителями город. «Не праздник ли сегодня случаем?» Он прибавил шагу, свернул за угол.

Друг отца Карабет-уста, старейшина цеха медников Иненю, тоже закрывал свою лавку и ждал, пока его сынишка сведет вместе ставни. Башлык надвинут на глаза, копается в затылке — верный признак плохого настроения.

Карабет-уста оглянулся на шаги. При виде воина, увешанного оружием, крикнул сыну: «Скорей!» И выругался сквозь зубы по-армянски.

Мавро не подал виду, подошел. Интересно, узнают они его? Злость отца совсем перепугала четырнадцатилетнего парнишку. Никак не удавалось ему закрыть ставни. Карабет-уста подбежал, налег плечом, свел кольца вместе, помог навесить замок. Испуганно глянул через плечо на Мавро, криво улыбнулся. И тут узнал. Удивился. Но изумление лишь увеличило страх.

— Ты ли это, Мавро? Что за наряд?

— Здравствуй, дядя Карабет! В добрый час! Чего ты запираешь лавку средь бела дня?

Карабет-уста, пытаясь сдержать гнев, огляделся по сторонам:

— С кем ты, Мавро, сын Кара Василя? Откуда у тебя оружие?

— С кем я? Не слышал, что ли? Перебрался в Сёгют после того, что стряслось с нами.

— Что ты здесь делаешь? — Помолчал.— Простил ли тебя властитель Фильятос?

— Нет. Разве он простит? Если поймает...

Карабет-уста снова боязливо огляделся. Сын его, держа за ручку корзину с едой, прислушивался к разговору. Карабет-уста рассвирепел:

— Ах ты! Прочь отсюда! Корзину на плечо — и бегом! — Он поискал, чем бы в него кинуть, но только плюнул вслед убегавшему мальчишке.— Вот погоди, разобью твою ослиную башку.— Обернулся к Мавро.— Чего же ты тогда на рожон лезешь? — Помолчал.— Или по делу послали?

— Нет. В гости мы приехали к воеводе Нуреттину.

— Воеводу видел? Что делает?

— Ничего. Что ему делать? Ждет Алишар-бея.

— Ждет, значит, знает.

— О чем?

— О нападении.

— О каком нападении?

Мясник, закрыв свою лавку, с корзинкой на плече вышел из-за угла. Чуть не бегом подбежал к дверям дома и, возясь ключом в замке, с подозрением поглядел на Карабета, разговаривавшего с незнакомым воином.

Карабет-уста засуетился. Сквозь зубы снова выругал — на этот раз себя.

— Какое может быть нападение! Пошутил. Ладно, будь здоров.— Он сделал два шага, обернулся.— Страх как горевал я по дочери моей Лие. До сих пор домашние плачут.— Сделал еще шаг, остановился и, подойдя к Мавро, прошептал ему на ухо: — Найди коня, Мавро, и убирайся подобру-поздорову.

— Что случилось, дядя Карабет? Что такое?

— Не время спрашивать!.. Уходи поскорее.

И он быстро зашагал прочь. Мавро, зная, что Карабет-уста — большой шутник, оторопело глядел ему вслед, не понимая, разыгрывают его или нет. Он был немного обижен, что его оружие не произвело на мастера никакого впечатления. «Даже не похвалил! Наверное, не понравилось, что я пошел служить к туркменам!» — подумал он со злостью и огорчением. И вдруг, сам не зная почему, бросился за Карабетом. Мастер, казалось, не шел, а катил свое круглое, как бочка, тело на коротких ногах. Мавро легко догнал его, остановил:

— Подожди, дядя! Почему я должен уходить? Я приехал с Осман-беем. Что случилось?

— Ступай по своим делам, дурень...— Он оттолкнул юношу, пытаясь пройти мимо. Остановился и, задыхаясь, спросил:

— Осман-бей, говоришь? Какой Осман-бей?

— А разве их много? Сын Эртогрул-бея.

— Удельный бей Кара Осман, что ли? Где он сейчас?

— В доме воеводы Нуреттина. Где же еще?

Карабет-уста сделал руками безнадежный жест. Если бы не грузное тело, то, наверное, тотчас кинулся бы к дворцу воеводы. Наконец, справившись со своей нерешительностью, набросился на Мавро:

— Чего стоишь, балбес! Беги, скажи Осману, чтобы поскорее уносил ноги отсюда!

— Да что же случилось, дядя Карабет? Разве уедет он, если не узнает, в чем дело?

— И то правда! Пустая моя голова! Ведь он считает себя гостем. А у сельджуков и монголов поднять руку на гостя — значит пойти против султанского фирмана. Беги скорее! Пусть немедля уезжает. На этот раз дело плохо! Фильятос приехал с Чудароглу, и с ними два знатных воина-френка. Если правду говорят, собираются они напасть на дом воеводы.

— Чем провинился воевода Нуреттин? И как спасутся они потом от гнева Алишар-бея?

— Эх, болван! Час уже ждут они Алишар-бея за городом, чтобы напасть на дворец.

Мавро похолодел. В горле у него пересохло.

— Что происходит, ох, дядя Карабет? — глухо взмолился он.— В чем виноват Нуреттин? Никакого налета он не ждет. Послал гонцов, позвал на обед Алишар-бея.

— Не знаю. В державных делах не разберешься. Сегодня — корона на голове, завтра — голова в кустах!.. Или натворил что-нибудь, или оклеветали.— Он снова спохватился.— Поторопись, паршивец! Меч Фильятоса у тебя над головой, а ты разболтался о сельджукских порядках. Передай Осман-бею мои слова. А там пусть поступает как знает. Прочь с дороги!

Он оттолкнул Мавро и скрылся за углом. Оставшись один посредине безлюдного рынка, юноша окаменел от страха, словно сотни фильятосов окружили его со всех сторон. Ему захотелось броситься к своим, спрятаться во дворце воеводы, а еще лучше — оказаться за границей удела. Но он не мог оторвать ног от земли. «Спаси раба своего, господи Иисусе! Помоги и помилуй, пресвятая дева Мария!»— простонал он, клацая зубами. Наконец он шагнул и, точно вырвал корень из земли, сразу почувствовал себя легким, как птица. Придерживая левой рукой саблю, бросился бежать. Его словно подгоняли громыхание стрел в колчане и лука в налучье. Сердце колотилось не от бега, от ужаса. Завернул за угол и, увидев совсем близко дом воеводы, чуть было не задохнулся от радости. Покачнулся, приложил руку к груди и, едва передвигая ноги, направился к распахнутым воротам, в которых стоял управитель воеводы. Он явно ничего не знал. И должно быть, вышел на дорогу поглядеть, не едет ли Алишар-бей. Увидев Мавро, удивился.