Энн Стивенс - Малеска — индейская жена белого охотника

После этих погонь в солнечных лучах они, привлечённые чем-то в отдалении, унеслись, как пара золотистых стрел, оставив после себя лишь буйные трели.

Мальчик наблюдал за ними огромными глазами, полными зависти. Его очаровала их неограниченная ничем свобода; в этом просторном саду, полном золотистых плодов и ярких цветов, он чувствовал себя, словно в клетке на цепи. В его жилах загорелся туземный огонь.

— О, если бы я был птицей… если бы я мог прилетать домой, когда захочу, и опять улетать в лес — яркий, прекрасный лес, который виден за рекой, но в котором мне никогда не разрешают играть. Как же его любят птицы!

Как всякий ребёнок наедине с собой, мальчик выражал свои мысли вслух, но теперь он прервал свои речи, поскольку ему помешала тень, упавшая на гравий, на котором он сидел.

Это была индейская женщина, Малеска, с натужной улыбкой и со странно диким видом. Она казалась выше и величественнее, чем обычно. В руках она держала лёгкий лук с пучками жёлто-малиновых перьев. Когда Малеска увидела, как загорелись глаза мальчика при виде лука, она достала стрелу из колчана, который скрывала под одеждой, и приладила её к тетиве.

— Смотри, чему нас учат в лесу.

Над садом кружились две птицы, их оперение сверкало в солнечном свете, и в воздухе разносились восторженные трели. Малеска с былым лесным изяществом подняла лук… Слабый звон тетивы… Резкий свист стрелы… И одна птица с печальным вскриком упала на землю, дрожа, как сломанный цветок тюльпанного дерева.

Мальчик вскочил… его глаза загорелись, тонкие ноздри раздулись, во всех его чертах проявились дикие инстинкты.

— И ты научилась этому в лесу, Малеска? — жадно спросил он.

— Да. Хочешь, и тебя научу?

— О, да… дай же мне лук… скорей, скорей!

— Не здесь. Мы учимся в лесу. Пойдём со мной, и я всё тебе покажу. — При этих словах Малеска побледнела и задрожала всем телом. Что, если мальчик откажется с ней пойти?

— Что? Мы поплывём по реке в этот ярко-золотой лес, да, Малеска?

— Да. По реке, которая сияет, как серебро.

— Ты возьмёшь меня? О боже… Но как мы поплывём?

— Тише, не кричи так. В прекрасной маленькой лодке.

— С белыми парусами, Малеска?

— Нет, с вёслами.

— Ах!.. Но я не могу с ними управиться; однажды дедушка мне разрешил, а я не смог.

— Я могу.

— Ты! Ну, это ведь не женская работа.

— Но в лесу этому учится каждый.

— И я научусь?

— Да!

— Послушай, тогда пойдём к дедушке, и пусть он нам разрешит; я хочу стрелять, и бегать, и жить в лесу… пойдём, Малеска. Скорей, или кто-нибудь закроет ворота.

Малеска осторожно оглядела окна дома, заросли и гравийные дорожки. Никого не было видно. Они с мальчиком были одни. Она тяжело вздохнула и замешкалась, подумав о бедной леди.

— Пойдём! — жадно вскричал мальчик. — Я хочу поехать в лес.

— Да, да, — прошептала Малеска, — в лес… это наш дом. Там я снова стану матерью.

Она вышла из сада поступью юной лани и направилась к своему убежищу. Мальчик смело шагал за ней и со смехом догонял её, когда она шла слишком быстро. В спешке, не переводя дыхания, они прошли через весь город и оказались на диком берегу реки.

Течение воды создало небольшую бухту, которая теперь покрыта пристанями и щетинится мачтами. Солнце было далеко на западе, и свисавшие над водой старые тсуги отбрасывали прохладную зеленоватую тень.

В этой тени, покачиваясь на волнах, находилась прелестная лодка, которую приобрела Малеска. На корме стояла наполненная хлебом разноцветная корзинка, похожая на те корзинки, с которыми приходят на рынок мирные индейцы; на дне лодки лежала шкура пумы, окаймлённая малиновой тканью в соответствии со вкусом индейской женщины, а на банке лежали подушки из алой ткани, вышитые бисером.

Увидев лодку и её груз, Уильям Данфорт разразился криком.

— Мы поедем в ней? Можно мне грести, можно, можно? — Он одним прыжком запрыгнул в лодку, схватил вёсла и позвал Малеску, так ему не терпелось отплыть.

Малеска отвязала канат и, держа один его конец в руке, запрыгнула к своему ребёнку.

— Ещё рано, мой вождь, ещё рано, дай мне вёсла ненадолго; ты сможешь грести, когда шпили скроются из виду.

Мальчик уступил ей своё место и нетерпеливо мотнул головой, отбрасывая со лба чёрные кудри. Лодка понеслась по реке с такой быстротой, что у него захватило дыхание. Он сидел на носу и смеялся, когда в него летели серебряные брызги. Малеска помчалась по реке, глядя на север, и её глаза сверкали, поскольку освобождение было так близко. Каждый взмах весла был шагом к свободе. Блеск солнца казался ей улыбкой Великого Духа, к которому ушли её муж и отец.

Когда солнце село, и наступили сумерки, лодка уже отплыла далеко от города. Она проскользнула мимо Вихокена [11] Вихокен — ныне город в штате Нью-Йорк, выделенный из Хобокена. и огибала западный берег, в то время заросший величественным девственным лесом.

Сейчас Малеска прислушалась к просьбам мальчика и передала вёсла в его маленькие руки. Не важно, что после его храбрых, но неумелых взмахов лодку отнесло назад; когда город скрылся из виду, Малеска перестала бояться. Она улыбалась, видя, как малыш упрямо борется с водой. Он возмутился, когда она хотела ему помочь, и в следующий миг, отчаянно напрягая силы, залил её водой, чтобы показать, что способен выполнять её работу.

Наступила нежная, спокойная ночь, которая окутала мать и ребёнка серебристым лунным светом. Их водную тропу с обеих сторон сдавили тени холмов. Это навеяло на мальчика печаль, и он почувствовал усталость, но Малеске были знакомы такие сцены, и её былой характер ожил в этом уединении, которое заключало в себе всё, что было ей дорого — её свободу и сына её белого мужа.

— Малеска, — сказал мальчик, пододвинувшись к ней и положив голову на её колени, — Малеска, я устал… я хочу домой.

— Домой! Но ты ещё не видел леса. Не падай духом, мой вождь, сейчас мы сойдём на берег.

— Но здесь так темно… так темно… и кто-то кричит, как будто ему больно, как будто он хочет домой, как я.

— Нет, нет, это всего лишь поёт козодой.

— Козодой? Это такой мальчик, Малеска? Давай возьмём его в лодку.

— Нет, дитя моё, это птица.

— Бедная птичка! — вздохнул мальчик. — Как же она хочет домой.

— Нет, она любит лес. Эта птица умрёт, если её заберут отсюда, — сказала Малеска, пытаясь успокоить мальчика, который поднялся и прижался к её щеке своей. Она чувствовала, что он дрожит и что по его щекам текут слёзы. — Не надо, мой Уильям, лучше посмотри, как много звёзд над головой. Вся река полна звёздами.

— О, но дедушка будет скучать по мне, — взмолился мальчик.

Малеска почувствовала холодок. Она забрала мальчика, но не его память; память тянула его обратно в богатый дом, который он оставил. Рядом с ней, в окружении прекрасной вселенной он думал о старике, который обращался с ней хуже, чем с рабыней… который украл у неё подаренное богом человеческое существо. Когда мальчик заговорил о дедушке, индианка огорчилась до глубины души.