Евгений Салиас - Атаман Устя

Устя сильно смутился и понурился. Пришедшій Орликъ переспросилъ снова гонца. Ванекъ, малый лѣтъ не болѣе 16-ти, былъ чрезвычайно разуменъ и толковитъ; недаромъ при старцѣ Серафимѣ служилъ въ кельѣ. Ванекъ все подробно отвѣчалъ Орлику.

— Сколько ихъ въ командѣ?

— Болѣе полсотни будетъ — до семи десятковъ; а вѣрно не знаю…

— Всѣ при ружьяхъ?

— Всѣ, кромѣ обозныхъ; при нихъ двѣ телѣги да бричка; да у насъ что награбили еще — на нашу телѣгу склали и повезли.

— А офицеръ — молодой, старый? допрашивалъ Орликъ.

— Онъ не офицеръ, а такъ, стало быть, начальникъ, объяснилъ Ванекъ. — Я видалъ въ городѣ офицеровъ — не то; онъ будто солдатъ тоже, но только изъ дворянъ, и годовъ ему двадцать, не болѣе. Кажись, что такъ вотъ сказывали: карпалъ.

— А на много-ль ты ихъ обогналъ-то? Гдѣ они по-твоему теперь?

— За три дня отсюда будутъ, а то и дальше; я бѣгомъ дралъ, а они, сказывали, по десяти верстъ въ день, болѣе не уйдутъ; карпалъ-то сказывалъ: куда спѣшить! А я вѣдь бѣгъ сюда, что заяцъ махалъ.

Нѣсколько часовъ просидѣли вмѣстѣ атаманъ и эсаулъ, совѣщаясь и раздумывая; было очевидно, что посылка на нихъ команды — было дѣломъ доноса.

Недавній разгромъ бѣляны тутъ былъ не при чемъ, такъ какъ вѣсть о немъ не могла дойти до начальства.

— Это Петрынь! рѣшила Устя. — Правда была твоя, что его слѣдовало давно, подлаго, похерить. Теперь изъ-за меня — всѣмъ погибель; я теперь чую, что это Петрынь.

— Я бы радъ, кабы онъ! сказалъ Орликъ.

— Чему? Теперь и убить его — что проку? Поздно!

— Нѣтъ, я бы радъ былъ, кабы это Петрынь состряпалъ; тогда онъ по уговору таркнетъ отъ насъ тайкомъ къ нимъ на встрѣчу, а это мнѣ на руку… Вотъ что, атаманъ, дай мнѣ подумать… я надумалъ кой-что, да не совсѣмъ; я пойду къ себѣ да пораскину на мысляхъ, а ввечеру зайду.

— Что-жь ты надумалъ? вымолвила Устя, удивляясь, такъ какъ лицо Орлика вдругъ просвѣтлѣло.

— Надо хитрить, Устя; силой мы столько оружейныхъ солдатъ не одолѣемъ съ нашей татарвой. Надо инако взяться, обманомъ.

— Кого же ты обманешь? Какъ? Господь съ тобой, болтаешь зря.

— Ну, вотъ — увидимъ, дай подумать, ввечеру разскажу, а теперь пойду сидѣть да раздумывать, можетъ, и высижу какое колѣно.

Орликъ ушелъ, а Устя задумчиво понурилась.

— Неужели конецъ этой жизни на Волгѣ? думалось, ей. Быть убиту? Да, лучше быть у биту, конечно, чѣмъ итти въ острогъ, подъ кнутъ и на каторгу, а то еще и ноздри вырвутъ и клейма поставятъ.

И Устя вздрогнулъ отъ этой мысли. Всякій разъ, какъ возможность подобной казни надъ ней приходила ей на умъ, она начинала волноваться и просто трусить.

— Лучше два раза сподрядъ помереть, лучше утонуть! лучше бытъ застрѣленной…

Не успѣлъ еще Орликъ дойти до своей хаты, какъ завидѣлъ ѣдущаго шибкой рысью Ваньку Чернаго; онъ бросился къ знахарю на встрѣчу.

Черный соскочилъ съ лошади и тоже кинулся къ эсаулу. Онъ былъ встревоженъ, но въ глазахъ проглядывала изрѣдка радость.

— Пропали! было его первое слово, пропали, эсаулъ, продалъ насъ Петрынь, жди посылки команды.

— Она уже идетъ, ужь за полета верстъ отсюда! разсмѣялся Орликъ.

Они объяснились. Черный привезъ теперь уже запоздалую вѣсть отъ Хлуда, что Петрынь въ Саратовѣ выдалъ всѣхъ въ намѣстническомъ правленіи, все разсказалъ и взялся помогать, какъ укажутъ.

— Зачѣмъ же онъ здѣсь, поганецъ? спросилъ Орликъ.

— Вотъ этого и я не разберу, эсаулъ; ему бы съ ними быть, на насъ ихъ вести.

— То-то, съ ними; стало быть, у него, подлаго, еще худшій умыселъ есть какой.

— Вотъ ужь и ума не приложу! сказалъ Орликъ. Укажу Ефремычу поглядывать за складомъ, гдѣ порохъ; чего добраго, надумалъ насъ безъ зарядовъ оставить.

Однако, пославъ Чернаго къ атаману, Орликъ пошелъ къ себѣ ухмыляясь.

— Небось, склада не подпалишь; трусъ какихъ мало; а коли ты въ городѣ все подстроилъ, то и хорошо, бормоталъ онъ. Лучше, чѣмъ если бы само начальство поднялось на насъ. Теперь все дѣло — какъ намъ съ тебя кожу содрать. Надо подумать, коли удача — будемъ цѣлы… авось.

Уже подходя къ хатѣ, эсаулъ остановился и поглядѣлъ на нее.

— А отсюда все-таки выбраться придется; Устину Яру конецъ, хоть двѣ команды разобьемъ, а все-таки уходи на другое мѣсто; обозлятся воеводы всѣ и не оставятъ въ покоѣ, покуда не уберемся съ насиженнаго мѣста въ другое. Что жь? можетъ, мнѣ оно на руку, можетъ, Устя и броситъ совсѣмъ атаманство. Какъ располыхнутъ Тарасову шайку, Устя не соберетъ другой, стало быть, волей-неволей пойдетъ за мной за Кубань или хоть въ Грузію… Да это дѣло впереди, а теперь вотъ надо изъ бѣды вылѣзать и какое-нибудь колѣно надумать.

Орликъ, уже давно полюбивъ Устю, только и мечталъ о томъ, когда дѣвушка полюбитъ его и скажетъ ему это; она и теперь любитъ его, да не такъ, какъ ему надо было.

— Вѣдь вотъ сама говоритъ, что за стараго Тараса пошла бы! часто соображалъ Орликъ; стало быть можетъ она не юродствовать, можетъ какъ и всякая дѣвица полюбить… Да, можетъ… только не тебя вотъ! грустно прибавлялъ себѣ полудворянинъ Егоръ Соколовскій.

Эсаулъ всегда думалъ однако, что раньше или позже поселокъ разбойный разоритъ начальство; тогда его мечты могли бы сбыться: Устя лишится атаманства, шайка разбѣжится, а новую собрать не такъ-то легко. Если бы не шайка Тараса, которая досталась дѣвушкѣ-казачкѣ какъ бы по наслѣдству — она, можетъ быть, и во вѣкъ не попала бы въ атаманы.

Теперь Орликъ могъ бы радоваться вѣстямъ о командѣ. Но онъ боялся разгрома поселка по другой причинѣ; какъ еще поступитъ Устя? чтобъ хуже не вышло.

Во всякомъ случаѣ, Орликъ рѣшилъ теперь дѣйствовать и стараться вылѣзать изъ бѣды, перехитрить и Петрыня, и команду; а тамъ, что Богъ дастъ; пускай Устя увидитъ, что онъ дѣлалъ все, что могъ, ради нея, а не радовался разгрому ея поселка, сидя сложа руки.

Черный былъ, конечно, смущенъ вѣстью, что везъ отъ Хлуда; но за то у него была и новая радость. Притонодержатель терялъ всѣ свои доходы при разгромѣ гнѣзда разбойниковъ и уходѣ ихъ на другое мѣсто, болѣе отдаленное отъ Камышина. Единственное средство сохранить сношенія съ шайкой Усти — была женитьба Чернаго на его дочери. И Хлудъ теперь обнадежилъ Чернаго… Знахарь былъ въ восторгѣ. Если и одолѣетъ ихъ команда, то ему все-таки прибыль и счастье.

Устя, уже при извѣстіи изъ скита о командѣ увѣрившаяся вполнѣ въ предательствѣ, все таки была теперь озлоблена вѣстями Чернаго.

— Какъ Хлудъ узналъ обо всемъ? спросила она.

— Какъ ему, атаманъ, не узнать; онъ хлопоталъ уже давно. Когда я былъ у него въ послѣдній разъ, онъ мнѣ говорилъ, что Петрынь въ Саратовѣ, и что онъ своего человѣка тоже пошлетъ туда соглядатаемъ; ну, и послалъ. А тотъ, его человѣкъ, я знаю, ходокъ и умница, какого другого не выищешь на всей Волгѣ; самъ стрекулистъ, читаетъ и пишетъ; такъ умѣетъ мудрено написать грамоту, что самый что ни на есть грамотный не прочтетъ. Одну его такую челобитную въ намѣстническомъ правленіи, сказывалъ онъ мнѣ, всѣ писаря и самъ секретарь разбирали и не разобрали.